Шрифт:
С языка сорвались слова, очевидно, призванные оскорбить противника:
— Я тебе кое-что объясню, а ты послушай. Ещё пригодится.
Глядя ему прямо в глаза, я сказал, рассчитывая всадить нож поглубже в сердце:
— Она ненавидит настырных людей. Таким вроде был её прежний парень.
Лицо старосты, которое я напоследок успел рассмотреть вблизи, исказилось так, как ни разу не искажалось за эти несколько минут. Я не понял, что означало это выражение, но было уже неважно. От понимания результат бы не изменился.
Получив резкий удар в левый глаз, я пошатнулся и с размаха плюхнулся задом на мокрый асфальт. Дождь немедленно пропитал школьную форму. Вырвавшись из рук, открытый зонт с нелепым стуком откатился в сторону. Вместе с ним на землю улеглась и сумка. Удивившись происходящему со мной, я сразу же посмотрел на старосту. Левый глаз видел плохо — всё расплывалось.
Хоть и в общих чертах, я понял только одно: ко мне применили насилие. Потому что сами по себе люди не падают.
— Это я-то настырный?! Я?!
Он смотрел на меня, но слова определённо предназначались кому-то другому. Я понял, что наступил ему на больную мозоль. Пытаясь ранить другого, я пострадал сам. «И поделом», — глубоко раскаялся я.
Кажется, меня ударили впервые в жизни. Очень больно, кстати. Я знал, куда пришёлся удар, но заныло почему-то в самом сердце. Если так пойдёт, оно может разорваться.
По-прежнему сидя на земле, я смотрел на старосту снизу вверх. Зрение к левому глазу пока не вернулось.
Староста не заявлял об этом явно, и мне не стоило спешить с выводами, но, скорее всего, на меня надменно взирал тот самый бывший парень Сакуры.
— Такие, как ты, должны держаться подальше от Сакуры!
С этим словами он вытащил из кармана какой-то смятый комок и бросил мне. Развернув его, я узнал свою пропавшую закладку. Понятно. Всё встало на свои места.
— Так это был ты.
Он не ответил.
Я считал, что его правильно очерченное лицо отражает миролюбивый характер. Когда он проводил собрание, стоя перед всем классом, или заходил в библиотеку за книгами, он всегда одаривал окружающих дежурными улыбками. Я не знал, что творится у него внутри, видел лишь тщательно подготовленный образ, предназначенный для показа миру. Как всегда — важна не внешность, а суть.
Я задумался, что же мне делать дальше. Поскольку я первым нанёс ему рану, его нападение можно было назвать необходимой самообороной — возможно, несколько вышедшей за разумные пределы, но я не знал, насколько сильно его оскорбил. Поэтому вариант встать и дать сдачи показался мне сомнительным.
Пыл старосты, похоже, ещё не угас. Хорошо бы нашёлся способ его успокоить, но одно неверное слово — да что там, даже сплошь верные слова могли подлить масла в огонь. Ведь, без сомнения, именно я заставил его перейти черту, за которой взыграли чувства.
Я смотрел на него. И мне начало казаться, что он гораздо достойней меня. Уверен, он на самом деле любил Сакуру. Он открылся ей, хотел проводить время с ней вместе, разве что немного промахнулся с подходом — а точнее, крупно ошибся.
Вот почему он ненавидел меня — того, кто крадёт её время. Кстати, обо мне: не узнай я, что через год она умрёт, я бы не стал с ней обедать, не поехал бы в путешествие, не пошёл бы к ней в гости и не чувствовал бы себя так паршиво. Нас связала её смерть. Но смерть неминуемо придёт за каждым. Так что моя встреча с Сакурой — случайность. То, что мы проводим время вдвоём, — случайность. Я не настолько чист душой, чтобы следовать своим намерениям или чувствам.
Даже я, чуравшийся общества человек, знал: тот, кто ошибается, должен покориться тому, кто поступает правильно.
Что ж, так и быть, я поддамся, пусть отведёт душу. Я виноват в том, что попытался завязать отношения, не учитывая чувства других.
Я перехватил тяжёлый взгляд старосты и попытался выразить свои намерения без слов. Показать, что по своей воле ему подчиняюсь. Но ничего не получилось.
Он шумно засопел, а позади него я заметил чей-то силуэт.
— Что вы тут делаете?..
При звуках этого голоса староста резко обернулся, словно от удара током. Зонт покачнулся, и на его плечи посыпались дождевые капли. Я смотрел на своих одноклассников так, будто меня происходящее вовсе не касалось, и прикидывал, вовремя Сакура вмешалась или всё-таки нет.
Стоя под зонтом, она переводила взгляд с меня на старосту и обратно, силясь разобраться, что стряслось.
Староста попытался что-то сказать. Но, прежде чем он произнёс хотя бы слово, Сакура подбежала поближе, подняла упавший зонт и протянула мне: