Шрифт:
– Одни Боги знают, КАК сильно я вас ненавижу!
– шипнула кошкой - Да. Так и есть! И... плевала я на приличия! Не рядом с вами их соблюдать, мужлан!
Если бы взгляды супругов превратились сейчас в длинные кухонные ножи, сабли, шпаги или секиры, лязг стоял бы такой, что возница бросил бы вожжи от непонимания и с перепугу!
Однако ничего такого не произошло, и повозка благополучно и мерно переваливаясь с боку набок, добралась до храма.
За всю церемонию новобрачные и слова друг другу не сказали. Так и промолчав до возвращения домой, обдавали друг друга взглядами - волнами крутого кипятка.
Дома же леди Патрелл повела себя уж совсем из ряда вон...
Едва присев за праздничный стол, одарила кислыми улыбками и сухими благодарностями немногочисленных гостей. Потом вдруг поднялась с места и, сославшись на усталость и какие - то недомогания, в сопровождении полной, пожилой прислуги удалилась в спальню.
Дьорн едва выдержал положенное время ужина. Пришлось принимать сочувствующие взгляды и кивки, что оказалось непереносимо до предела!
Проводив гостей и извинившись за жену, он поднялся наверх.
"Если эта, мать её, Бабочка общипаная заперлась изнутри..."
Лорд кипел, как дурной котел, оставленный на плите поварами - ротозеями.
А Беллиора и не думала запираться! Очень надо было...
Когда полыхающий яростью молодой муж ввалился в спальню, распространяя вокруг себя пары горячительного, а также жаркие ароматы желания и раздражения, молодая жена сидела у зеркала и невозмутимо расчесывала гладкие, снежно золотые пряди.
Вот только одним Богам известно, каких усилий стоила девушке эта кажущаяся, ледяная невозмутимость... Заслышав сначала скрип петель, а после - тугой хлопок двери, Белла почувствовала, как холодеют пальцы ног, а спину покрывает паутина противной, больной испарины.
– Ну и что всё это значит?
– шарахнул голосом лорд - Что за танцульки, Белла? Опозорить меня решила?
Беллиора повернулась и поднялась мееедленно, очень медленно. Положив щетку для волос на столик, обогнула его и прижалась к стене.
– А то и значит, геррн Патрелл, - голос дрогнул и заледенел - Вы мне противны! Я скорее соглашусь делить постель с жабой, чем с вами! Подите прочь!
– С жабой, значит?
– дохнул бастард жаром в лицо жены, прижав ту к стене ещё плотнее и нависая сверху - Может, лучше со стражником? Вынужден разочаровать, дорогая. Здесь нет ни жаб, ни стражников. Так что...
Беллиора раскрыла было рот, чтобы ответить. Очередная дерзость уже танцевала на языке, торопясь спрыгнуть с него. Но внезапно, онемев от страха и недоумения, девушка тяжело сглотнула.
Спальня была освещена скудно, а ночь оказалась слишком темной. Однако же не настолько было темно, чтоб не понять, что сейчас, вот сейчас, прямо в глаза леди Патрелл вглядываются два совсем черных, рассеченных тонкими голубыми полосками нечеловеческих глаза.
– Хватит, Беллиора. Мне надоела и ты, дорогая моя, и твои выверты.
Послышался треск шелка ночной сорочки и тут же обнажившиеся груди сдавили горячие жесткие мужские пальцы...
Беззащитна. Совсем! Как и любая собственность, принадлежащая только своему владельцу. Только отчего же это так вдруг желанно? Отчего?
Что вообще происходит?!
Глава 5
Видение странных глаз, так поразившее воображение леди Патрелл, как быстро явилось, также быстро и исчезло. Вероятнее всего, виной был неяркий свет ночи, страх и потрясения последних дней.
Глаза людей иногда меняют цвет, девушке об этом было прекрасно известно. У Нанни, к примеру, тоже бывает так. Днём ее глаза голубые, как и у сестры. Ночью они кажутся серыми, с примесью странной зелени, напоминающей ржавчину на старых, медных ключах или посуде. Когда пасмурно или идет дождь, цвет глаз младшей Анкрейм серо зеленый, как туман на Ведьминых Болотах.
Этим всё и объяснила себе Беллиора, повернув голову набок, стараясь уклониться от настойчивых рук мужа и его губ, касающихся шеи и грудей.
Изо всех сил пытаясь бороться с дрожью во всем теле и неприятной для девушки горячечностью между ног, пыталась собрать разбегающиеся мысли воедино. Выстроить их ровными рядами и расставить по полочкам.
Однако же тело не слушало разум, поведя себя теперь так, как и когда только что прибывшая в поместье Патрелл баронесса села за обильно накрытый стол в небольшой, светлой комнате. "Дай! Дай мне это! Дай!" - вопила плоть, заставляя прилично воспитанную аристократку рвать руками хлеб и мясо, заталкивая в рот громадные, неряшливые куски. А потом ещё сытно чавкать, шумно запивая еду огромными глотками ягодного вина.