От одной этой мысли Беллиоре было жутко. Ребенок свяжет их, свяжет навсегда! И тогда она уж точно не вырвется. Если в большинстве случаев ребенок - счастье и дар Богов, в этом же случае это цепь. Крепкая, тяжелая цепь. Оковы, кандалы, которые грозили Белле, пока муж не забрал ее из Тихих Камней.

– Геррн Патрелл, - начала она, снова судорожно сглотнув - Можно вас спросить?

Дьорн кивнул. Отступив от кровати, он сложил руки на груди и смотрел на супругу, чуть склонив голову.

– Только не смейтесь. Мне жутко неудобно, но спрашивать мне об этом больше некого. Вот... от нашей близости... ведь возможны... последствия! Нежелательные последствия. Так вот. Есть же какие - то способы, чтоб их не было?

Бастард коротко потер подбородком о плечо.

Поняв сразу, о чем говорит жена, ответил:

– Вот ты о чем... Не волнуйся. Мы еще совсем недолго вместе, Белла. И... редко. Да даже, если и часто, вряд ли что - то внутри тебя зародится. Ты же, моя дорогая, насколько красива, настолько и холодна. В вечных льдах цветы не цветут, не переживай. Приятных снов. 

Грохот захлопнувшейся двери был оглушителен.

Беллиора дернулась и, прижавшись к стене, закрыла лицо руками. Вполне возможно, что муж прав. И вполне возможно, что её саму убережет лед и природная холодность. Огонек, который теплится сейчас внутри, надо погасить. Надо постараться. Надо бороться! И она будет, пусть и лишенная своего оружия, будет.

Так, относительно успокоив себя, после горячей купальни и вкусного ужина, Белла глубоко уснула в громадной, теплой и мягкой постели, по которой уже успела соскучиться. 

...А посреди ночи её разбудили горячие руки, сковавшие тело крепким, смертоносным обьятием. Раскаленные губы коснулись прохладного виска, уши опалил тяжелый шепот, перемешанный с жаркими ароматами коньяка, сахарных пастилок и табачного дыма.

– Не могу я без тебя, Бабочка... Никак не могу. Не гони меня! Что хочешь делай, только не гони. Отравила всё таки. Добилась своего. Дрянь... Иди ко мне...

И, не отдавая себе отчета, Беллиора обняла мужа за шею. Всхлипывая, притянула его к себе. А после же, неумело приоткрыла рот, чтобы ответить на поцелуй, горький, коньячный и соленый...

...от её собственных, покорных слез...

Он был не в силах оторваться от неё. Да и не было такого желания. Почему - то обьятия Бабочки, неумелые и неуклюжие, пьянили и возбуждали больше, чем крепкая настойка или изощренные, развратные ласки самых дорогих шлюх.

Отчего - то эти полудетские движения, срывающийся шепот и всхлипывания заставляли тело бастарда гореть, как в жестокой лихорадке.

– Подожди, - прошептал Дьорн, лихорадочно освобождаясь от одежды - Не торопи меня. Белла... Нет, дай я сам тебя раздену.

В жизни не раздевал он баб! У самих есть руки, а он им не гувернер. И вообще - проще задрать юбку и расстегнуть корсаж так, чтоб вывалить сиськи. Любая шмара может сама это сделать, не маленькая.

Однако, Бабочку хотелось раздевать. Раздевать медленно, уговаривать, целуя при этом каждый сантиметр высвобождающейся, теплой, золотистой кожи.

– Ты гладенькая здесь, - лорд сдвинул рукой подол длинной ночной сорочки и прижал ладонь к мягонькому холмику - Не дергайся только. Больно не сделаю... Не сжимайся...

Девушка развела ноги и судорожно выдохнула, принимая ласку, всё ещё казавшуюся ей странной.

– Ах, - вздохнуло её тело, когда пальцы мужа вошли внутрь - Нет... Да!

Не прекращая пытки, другой рукой Дьорн освободил от радражающей его ночной одежды желанное тело жены.

– Какая ты всё - таки тугая, - прошептал, ложась рядом и обхватывая губами маленький сосок Беллы, тут же мелко и трогательно напрягшийся у него во рту - Поласкаю пальцами... Не бойся. Это для того, чтобы не было больно, когда... начну иметь тебя.

Беллиора инстинктивно подалась вперед, подставляя груди под горячий водопад поцелуев и легких, прерывистых, точечных укусов.

Раздвинув ноги шире, она застонала, когда подушечка большого пальца Дьорна легко прошлась по крохотному комочку плоти, глухо пульсирующему болью и жаром.

– Вот здесь, моя сладкая!
– шепнул бастард, обведя языком сосок - Вот здесь хорошо тебе? И... вот так хорошо?

Сильные, горячие пальцы начали безотрывно ласкать губки, тугие, гладкие, наполненные теплом и уже начавшие сочиться коричной влагой.

Белла вскрикнула. Так никогда не было... Вот так - никогда!

Приподнявшись и поставив колени по обе стороны бедер жены, крепко уперся в простыни.

– Смотри на меня, Белла, - приказал хрипло, но твердо.

Между делом пообещал себе, что если девчонка начнет снова гримасничать, вредничать и кривляться, то ее придется просто изнасиловать, к маграхам!

Ведь вот хочет же сама... Но нет! Падлы - гувернантки и мамочка - шлюха, упокой ее душу, видимо, что - то внушили ей. Суки - аристократки. Каждая в душе прошмандовка, однако строят из себя праведниц. Искусно кривят морды благообразием и мочат панталоны, фантазируя о конюхах и разных случайных мужиках...