Шрифт:
— Подружки?
— Дедуля ходок был еще тот! — слабо улыбнулся Миша. — И как-то же умудрялся расстаться с очередной пассией без криков, всё тихо-мирно. Да что там… Все его любовницы дружили между собой! А как узнали, что их Сёму прижало, вместе спасать кинулись.
— И спасли? — навострила ушки «Росита». — Как? Ну, как, скажи!
— А тоже — ладонями… — тускло молвил Гарин, отворачиваясь. — Конечно, силы у них мало было, у каждой, но все вместе, эгрегором…
Марина решительно села.
— Между прочим, у тебя тоже подружки есть! — сказала она резко, даже с оттенком злости. — И близняшки, и Рита! А Зиночка разве откажет? Или Альбина?
— Ой, да зачем это надо? — сварливо отозвался Миша. — Лучше я коньячку…
Развязно улыбаясь, он потянулся к марининой груди, но девушка перехватила его руки загребущие.
— Никаких коньячков! — жестко сказала она. — Хватит себя жалеть и нюнить! Жди здесь!
Накинув халат, Исаева резво покинула обиталище дежурного вожатого. В коридоре ей встретилась смешно приодетая Сулима — девушка накинула куртку поверх ночнушки. По ногам дуло.
Блеснув на Марину ревнивым взглядом, Рита попыталась пройти мимо, щурясь с вызовом, но Исаева заступила ей дорогу.
— Ты любишь Мишу?
Вопрос был настолько бесцеремонен и прям, что Сулима зависла — и зарделась.
— Да! — ответила она сопернице с вызовом. — Люблю!
— Мишу надо спасать! — экспрессивно воскликнула Марина. — Срочно! Сейчас! Собери всех девчонок, я объясню.
Розовая от смущения, Рита побледнела.
— Что с ним?
— Ты еще здесь?
Сулима умчалась, теряя куртку на бегу.
Когда Марина вернулась, ей показалось, что Гарин спит — и вся идея со спасением представилась глупой и постыдной.
— Ой, он умер! — запричитала Альбина, испуганно округляя глаза.
— Нет! — Рита бросилась к постели. — Нет! Нет! Он дышит! Еле-еле… Девчонки, он живой!
Светлана ухватила безвольную Мишину руку, сжала пальцами запястье. Ее глаза заблестели обильной влагой.
— Пульс едва прощупывается, — шмыгнула она.
— Не плакать! — грозно скомандовала Исаева, — Зиночка, Аля, вы со мной! Рита, Света, Маша! Давайте с той стороны.
— А что делать?
— Просто приложите ладони и… — «Росита» беспомощно затрясла головой. — Больше я ничего не знаю!
— Думайте о нем! — с чувством молвила Рита. — Чтобы выздоровел! Чтобы все прошло!
Тимоша пугливо приложила ладоши к животу одноклассника, покраснела и глянула на Альбину. Ефимова сосредоточенно вжимала раздвинутые пальцы в Мишину грудь, и шептала что-то неслышное, полузакрыв глаза и отрешаясь от земного.
— Голова!
Торопливо забравшись на кровать, Сулима села на пятки и бережно уложила голову Гарина к себе на колени. Огладила впалые щеки и опустила руки на лоб.
Все замерли. До ушей Марины доносилось лишь взволнованное дыхание. Весь корпус, похоже, погружался в покой и сон, и только в Мишиной комнате пульсировали незримые, неясные токи, которым ученые еще не придумали замысловатых имен.
Дикое нервное напряжение сковало Исаеву, скрутило так, что трудно дышать, а когда оно достигло пика, и пульс зазвенел, темня зрение, Мишина грудь под ее ладонями всколыхнулась на вдохе. Гарин застонал, задышал бурно и сипло, словно всплыв с большой глубины.
Облизав сухие губы, он открыл глаза. Мука все еще таяла в их глубине, но уже прорывалось узнавание.
— Риточка… — хрипнула гортань. — Мариночка… Девочки… Вы чего не спите? Поздно уже…
— Как… ты? — выдавила Марина.
— Девчонки… — вытолкнул Гарин. Он смолк, словно прислушиваясь к себе, а затем его губы раздвинулись в блаженной улыбке. — Голова перестала… Болела сутками. Ни поспать, ни поесть…
— Спи! — всхлипнула Рита.
— Сплю…
Девушки на цыпочках вышли в коридор.
— Никому! Ни слова! — в голосе Марины отозвалась скрытая угроза.
— Вы что, — надула губы Зиночка, — думаете, мы вообще ничего не понимаем, да? Это и вас касается! — она сверкнула глазами в сторону близняшек. — Развели тут… тайны мадридского двора!
— Тимоша, — серьезно парировала Сулима. — Было очень опасно, понимаешь? Очень! За Мишей охотились…
— И что? — воскликнула Зина в запале, хоть и громким шепотом. — Мы что, по-твоему, сдали бы его? Это же наш Мишка!
— Ой, они думают, что первыми! — путано выговорила Альбина. — Между прочим, Миша меня еще в садике лечил! Да! Я как-то эскимо налопалась, горло болело ужасно, говорить не могла, а он подошел — и стал шею гладить. Сопит и гладит. И пекло так… А к вечеру прошло!