— Я читал о нём в Утерянных Летописях! — пораженно воскликнул эллон.

— Меня это не удивляет, — холодно усмехнулась Андунээль, искривив уголок губ.

— Там было сказано, что он был убит гномами, — тихо произнес он, заглядывая в глаза наставнице.

Она сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и кивнула, помрачнев за мгновение. Если бы она не задолжала эти объяснения и ответы, то развернулась бы и ушла. Предпочла бы никогда не вспоминать того дня, когда бежала в кузню отца, продираясь сквозь недобитых гномов. Чудом уклоняясь от ударов их секир, разя без разбора и остановки.

— Наугрим Ногрода^1, — презрительно слетело с её губ.

— А ваша мать? — пытливо поинтересовался юноша, опьянённый долгожданной истиной, до поры хранившейся за семью замками.

— Уплыла за море, когда от хрустального Менегрота остались развалины после атаки Феанорингов^2.

Повернувшись к нему, Андунээль пристально посмотрела в карие глаза. Ей хотелось бы увидеть в них хотя бы тень понимания, но мальчишка был бесконечно далек от этого. Интерес — вот что безраздельно владело им.

— Но если вы из Дориата, то как оказались в Лориэне? — продолжал он засыпать её вопросами, чем вызвал снисходительную улыбку, полную грусти. — Почему не ушли вместе с другими за Серые Горы?

— Моя жизнь в Лотлориэне была не такой долгой, как ты мог себе представить, — проведя ладонью по подставке для оружия, она подошла к арке, ведущей на балкон и села в её проеме. — Не одно тысячелетие я странствовала.

— Одна?

— Да, — кивнула эллет и чуть сдвинулась, давая Хэзураду сесть рядом с собой.

— И чем вы занимались в странствиях? — вскинул бровь он, казалось, позабыв о причинах, заставлявших его избегать Андунээль.

Опершись головой о стену, она ядовито усмехнулась. Она много чего могла бы рассказать ему о сотнях лет, в течение которых охотилась на наугрим. Как рыскала по горным дорогам, выискивая их следы. Неслышная и почти незаметная, призраком, сотканным из тумана, она преследовала гномов. Бескрылой смертью кружила над их стоянками, выжидая подходящего момента для того, чтобы отправить их к праотцам, вернуть в земную твердь, из которой они были созданы когда-то.

Или она могла бы поведать о том, как на её глазах строились великолепные белокаменные города. Как золотом и серебром сверкали шпили их башен. Как в них стекались со всех краёв Пришедшие Вослед^3, как развивались их ремёсла, менялись традиции и обычаи. И как раз за разом они разрушали всё это, пуская в сердца тьму, порождающую зависть, злобу и гордыню.

Но вместо этого Андунээль усмехнулась.

— Поверь, ты не хочешь этого знать.

Её не удивило бы, стань он настаивать, но Хэзурад отвлекся на собственные размышления. Вспомнив их разговоры, он кивнул своим мыслям.

— Теперь я понимаю, почему вы говорили, что Мирквуд напоминает вам дом.

Эллет горько улыбнулась. Ей нечего было на это сказать.

— Вы пережили Битву в Тысяче Пещер и атаку Феанорингов. Вам известна жестокость сражений, — растерявшись, когда она холодно усмехнулась, он наткнулся на незримую преграду, непреодолимую стену, что образовалась между ними. Словно очнувшись ото сна, он вновь оказался придавлен тяжестью увиденного. — Но я всё равно не могу понять, как вы могли с такой легкостью отнимать жизнь?

Невольно Андунээль снова спросила себя, что бы он сделал, если бы узнал о том, что она делала, странствуя? Что бы он сказал, если бы она рассказала какого это — найти отрезанную голову своего даэра? Смог бы он понять что-либо? Превратило бы это их во врагов?

— Не позволяй чувствам застлать твой взор, — наставление устало сорвалось с её губ, но вместе с тем в нём чувствовалась непримиримая твердость скрытого приказа, гранитной холодностью выстудившего залу.

Но Хэзурад едва ли понял, о чём она. Словно маленький растерянный котёнок, он смотрел на неё, не в силах постичь глубину слов. Тогда, с тяжелым вздохом, эллет пояснила:

— Целитель — это не только тот, кто способен излечить тело или душу, — яркие изумрудные застлала тень. Решительность, отражающаяся в них, постепенно исказила черты лица Андунээль. — Порой нам приходится исцелять эту землю. Сметать с неё всю грязь, подобно безудержному бурному потоку. Вода не знает правых и не правых. Пламени всё равно, кого сжигать. В нём равно сгорают и орки, и эльфы, и люди, — мягкие интонации постепенно трансформировались, приобретая металлический отзвук. — И если в чьём-то сердце безраздельно царит тьма, я не буду думать, прежде чем нанести удар. Я ударю, мой друг. Целитель…, — жесткая усмешка оборванным звуком вырвалась у неё и эхом пролетела по зале, — за свою жизнь я вернула в этот мир многих. Даровала ли я жизнь? — помолчав, она отрицательно качнула головой. — Я просто видела то, что могу исправить. Находила шанс. И если очередной выпавший шанс спасти свет будет требовать убийства, сомнений во мне ты не отыщешь.