Где-то там, за пеленой дождя её ждало любящее сердце. Сердце, которое гордый и справедливый король готов был вручить ей без лишних слов. Она могла бы держать его в своих руках, отогревая светом и теплом, что вот уже много сотен лет непонятно откуда брались в её душе. Удивительно, что до сих пор их ещё хватало. Но вместо этого она предпочла сбежать, прикрывшись обещанием. Позорный поступок не давал покоя, превращая то, что ещё накануне казалось верным, в ошибку. Впрочем, в последнее время, почти каждый поступок казался ошибочным, слово больше не осталось верного пути.

Поэтому, когда на третий день сквозь облака несмело начало пробиваться солнце, она объявила, что дольше необходимого пользоваться гостеприимством Беорна было бы с их стороны некрасиво. Оборотень ворчал о том, что стоит подождать, когда снег окончательно растает, и дороги высохнут, но она и слышать этого не хотела.

С благодарностью приняв от Беорна припасы в дорогу, она ушла подготовить коней в дорогу. В умиротворённой тишине конюшни мысли постепенно успокаивались. Шаткий покой и равновесие возвращались неохотно и неспешно.

В тот момент, когда Андунээль была готова вернуться к мужчинам и сообщить, что всё готово к отъезду, на пороге появился Беорн.

— Береги принца, Леди Осень, — тихое напутствие сорвалось с его губ не то пожеланием, не то предостережением. — Он понравился мне. Умный, наблюдательный, да и, пожалуй, смелый, — с одобрением перечислив самые очевидные из положительных качеств Леголаса, он внимательно посмотрел в её глаза. И только после того, как нашёл там что-то видное одному ему, добавил: — тебя слушает так, как не каждый ребёнок слушает мать.

— Ты сам не знаешь, о чём говоришь, — мягкая, чуть ироничная улыбка изогнула уголки её губ.

Но оборотня этим было не провести. Отрицательно качнув головой, он твёрдо стоял на своём.

— Себя можешь обманывать сколько угодно, но моё звериное чутьё не проведёшь.

Андунээль не хотела спорить с ним. Тем более что опровергать истину было бы глупо. И всё же признать её она была не готова. Не в этот час, не в этот день. Поэтому, шагнув ближе к мужчине, коснулась его руки и чуть сжала её.

— Спасибо тебе за всё, Беорн, — слова искренней благодарности произносить было легко и радостно.

— Мы в расчёте, — смущённый, беоринг нахмурил кустистые брови, пытаясь остаться внушительным и суровым. Но в глубине его глаз было столько тепла, что хватило бы не на один десяток человек. — Мой дом — это твой дом. Помни об этом.

Кивнув, в знак того, что приняла и запомнила его слова, она взяла коней под уздцы, но прежде чем вывести их во двор, обронила:

— Надеюсь, вскоре ты найдешь ему умелую хозяйку.

— Быть может, когда-нибудь, когда тьма рассеется.

Остановившись на полушаге, она подняла голову вверх, посмотрев в лицо Беорну.

— Не жди этого, — резко, почти грубо бросила эллет с железной уверенностью. — Всей душой я жажду, чтобы в Средиземье воцарился мир и покой, — признала она, тая боль в глубине глаз, — но при ярком свете любая вещь, как и любое существо, отбрасывает тень, — сделав глубокий вздох, отвела взгляд. — Иногда мне кажется, что победить извечное зло нам не по силам. А посему, береги каждый день, не откладывая важное на завтра, — найдя в себе силы улыбнуться вновь посмотрела в глаза мужчине. — Любые тяготы пережить легче, когда есть с кем их разделить.

— Не забывай почаще напоминать об этом себе, — на грани слышимости произнёс Беорн в спину Андунээль, зная, что слова его безошибочно попадут в цель.

Несмотря на то, что по весне в Андуине пробуждался буйный нрав, вливавшийся в полноводную реку через множество горных ручьёв Эред Митрина, Андунээль нравился он именно таким. В задумчивости гоня коня вперёд, она то и дело устремляла взор на неспокойные глубокие воды. Пройдёт примерно месяц, и всё вернётся на круги своя, войдёт в привычное русло. А пока Великая река волновалась, и волнения эти отражали те иные, что таились в душе эллет.

Вот уже несколько дней путники скакали останавливаясь только для того, чтобы дать коням отдых. Особой необходимости торопиться в Рохан не было, но Андунээль почти сразу же после того, как они покинули дом Беорна, заявила, что остановятся на длительный привал они нескоро. Она не стала говорить Леголасу, что не собирается показывать ему Лориэн, а он не спрашивал об этом, умудряясь найти прелесть даже в раскисшей дороге и хмуром низком небе над головой.

Однако, когда вдалеке на противоположном правом берегу показалась Син Нинглор, нечто в нём переменилось. Внимательно всматриваясь вдаль, он придержал коня, а через некоторое время признался: