— Ты это контролируешь?

Видящая дернула головой:

— Иногда. Последнее время — все хуже… Что это? Это что-то значит для Тебя?

— Воспоминание?.. Ммм… Ты не видишь целиком?

— Лишь отдельные фрагменты. В Тебе — лишь отдельные фрагменты.

Феникс отпил еще немного, раздумывая о том, стоит ли вообще говорить? Но Он так часто вспоминает обо всем и молчит. Молчит — уперто и настырно. Ну раз Видящая забралась в Его голову, почему бы не сказать?

— …Что тебе сказать?

— Что «чувствуешь». Знаю, что Ты не признаешь такого определения, но чем дольше Ты держишь всё в Себе, копишь и прогибаешься, тем сильнее будет «взрыв», когда Ты дойдешь до Своей точки кипения. Поговори со мной…

Феникс напряженно вздохнул, нахмурившись:

— …Зима… Под Смоленском сидели. Промерзшая земля. Бесконечные бомбардировки… У нас во взводе был один узбек… Такого чая, Я больше никогда не пробовал…

Он прерывисто вобрал воздуха в грудь — с тяжелым облегчением выдохнув. Видящая, с неизменной легкой улыбкой, едва касающейся ее тонких губ — осторожно притронулась к Его руке:

— Спасибо… Я чувствую, что Ты часто думаешь об этом…об этом времени…

— Непроизвольно.

— А что же насчет других Твоих жизней?

— Иногда. Во снах. Все смешалось, как и твои видения. Однако, все они не несут столько боли.

— Войны — это лишь боль…

Тереза помолчала, несколько раз тяжело вздохнув сама:

— …Я потеряла глаза еще ребенком. Не было дня, чтобы я не вспоминала о том дне. Но вот Тебе нельзя жить прошлым.

— Весь Я состою из прошлого.

— Разве Предвестник Конца должен сожалеть о былом?

— Не надо… Не говори так… Бред помешанных, в который верят до сих пор.

— Оглянись. Сложно не поверить.

— Отчего же Я тогда постоянно возвращаюсь, раз должен появится лишь в конце? — раздраженно спросил Феникс, отставив чашку.

— Конец может наступить в любой момент… Кто-то его предвещает; кто-то приближает; кто-то останавливает. А людям нужно какое-то объяснение.

— И ничего другого, как «Всадник Апокалипсиса» придумать не смогли. — саркастично отозвался Он.

— Но ведь звучит. — пожала плечами цыганка.

— Бред.

Странник прикрыл глаза и опустил голову. Видящая молчала. Какое-то время:

— Знаешь, я уже давно заметила, что чем умнее и тише человек, то тем больше в его мыслях различных пороков. Как говорится, в тихом омуте…

— Не применимо. Я не человек.

— Разве?

Феникс вновь умолк. Тереза заулыбалась шире:

— Ты так давно на этом свете… Столько видел… Облегчи душу. Говори. Просто говори…

— Что Я здесь делаю?

— Тебя это беспокоит? — рассеяно спросила Тереза, явно удивленная таким вопросом.

Странник молчал, глядя в пустоту перед Собой. Цыганка продолжила:

— То — что умеешь лучше всего. Я чувствую, что Ты все знаешь Сам. И сильно сомневаюсь, что Тебе нужно чье-то мнение. Да и потом, если человек, измученный жестокой душевной бурей, судорожно сопротивляясь натиску нежданных бедствий, не зная, жив ли он или мертв, всё же способен с бережной заботливостью относиться к любимому существу — это верный признак истинно прекрасного сердца…

— …Тебе Гюго на ночь читают? — усмехнулся Босс точной цитате из произведения «Человек который смеется».

— Перед обедом. — парировала Видящая, — Я серьезно. Твои мысли занимают живые, а не Твоя участь… или предназначение.

— У Меня такой бардак в голове творится… Обо всем…

— Я говорю о голубоглазом дьяволе и дочери тьмы. — все тем же отчужденным голосом добавила Тереза.

Странник заинтересованно подался ближе:

— Ты скажешь Мне?

Видящая замолчала, и несколько раз резко дернула головой в разные стороны, словно прислушиваясь к шепоту — слышимому только ей одной.

— Не могу. — изменившимся мрачным голосом ответила та.

— Не хочешь? Или боишься?

— Я просто не знаю.

— Ты же только что…

— Лишь образы. Ничего больше. Ничего… Но… я видела… нечто другое… — она подавлено умолкла.

— Смерть?

— Да.

— Чью?

— Твою… Скоро… Прости. Ты слишком долго бродишь среди живых…

— Неважно. Мои… Мои дети…

— Они не Твои дети. Ты — состоишь из прошлого. Ты Сам так сказал. Они — будущее.

— Нет. Эти двое…