Шрифт:
– Время близится к обеду, не пора ли нам к буфету? – тихо буркнул себе под нос Андрей, вызвав некоторое недоумение у стоящего невдалеке человека. Одного из работников в группе плотника Игната.
Но молодой сотник эту реакцию полностью проигнорировал. Да и привыкли уже все окружающие к странностям хозяина. Благо, что никого без дела он не обижал. Да и вообще выглядел толковым и рачительным человеком в глаза обитателей вотчины, из-за того, что пекся о благополучии всех ему подчиненных.
Например, вот прямо сейчас, после этой непонятной фразы, молодой сотник отправился проверять кашеваров. Ведь время обеденное. И он проверял каждый котел [34] . Без исключений. Чтобы не шалили. Чтобы не воровали. Причем не просто принимал еду на пробу уже отложенную в мисочку, а сам в котле ковырялся, изучая работу повара. А потом еще и сам себе на пробу брал немного еды, самой на его взгляд неудачной. И мог серьезно наказать за нерадивость…
Казаков поставили на постой, разместив в одной из сотенных землянок. Благо, что их ставили с некоторым запасом места. Опыт уже заставил Андрей стараться иметь запас буквально во всем. Таким образом, они расположились у внешней строящейся каменно-земляной стены. Та, правда, была всего в аршин высотой, пока. Но все одно – подспорье немало. Особенно в сочетании с мощным рвом, который выкопали до зимы.
34
Частной практики личного приготовления не имелось, готовили на общаг, и ели также. Андрей ввел эту практику для более удобного централизованного управления расходом продовольствия. Заодно это повышало общую эффективность труда, так как людям не было отвлекаться от дел, мыслями о поиске еды и ее приготовления. Где зерна взять? Где дров? Не испортилось? И так далее. Да и контролировать расход продовольствие и надлежащие питание подчиненных так было проще. Кроме того, такой способ приготовления и приема пищи сближал коллектив.
Но именно там основная жизнь и кипела, так как внутри малой крепости было слишком мало места. Там, по большому счету, больше жил сам Андрей с женой в окружении самых верных и преданных людей. Ну и основные склады стояли.
Правильное же размещение казаков под присмотром позволило им сразу окунуться в жизнь вотчины. Да послушать кто что о хозяине говорит. И к своему удивлению они не услышали ничего похабного. Даже явного недовольства, в том числе и от тех людей, которых выпороли совсем недавно.
– Так за дело, – пожимая плечами, сказывали они.
– Не обидно?
– Обидно. Но сам виноват.
Это их немало озадачило.
Посему и сошлись все эти восемь казаков чуть в стороне в круг, чтобы обсудить. Точнее созвал их старший.
– Как вам черт? – без тени улыбки поинтересовался Василий.
– Брешут попы, – уверенно ответил ему Иван – тот молодой парень с кольцом в ухе. – Как есть брешут. Какой же он черт? Что наседка над людишками квохчет.
– Как же брешут? – удивился Мелентий. – Собор же порешал…
– А что тебе тот собор? – перебил его Никита. – Али по доброй воле? Палками согнали, вот и сказали попы, что требовалось. Они люди подневольные. Что с них взять?
– Верно Никита сказывает, – согласился Михайло. – Все у них кверху сракой. Если это черт, то отчего они, богобоязненные, так со своих единоверцев три шкуры дерут? Все вы слышали про Михайло Шейтаноглу [35] . Тварь первейшая. Однако в уважении среди попов в Царьграде ходит. И никто даже пасти против него не разевает.
35
Михаил Кантакузин (1515–1578) прозванный Шейтаноглу (сын шайтана) – греческий магнат в Османской Империи. До того, как попал в немилость в 1578 году, контролировал назначениями на должности епископов и патриарха. Сделал огромное состояние на торговых спекуляциях и налоговых откупах, во время выполнения которых прославился суровым отношением к христианам, за что и получил свое прозвище. Кроме того, контролировал соледобычу Анхиале, собирал таможенные сборы в Константинополе, держал рыболовецкий флот и имел монополию на меховую торговлю с Москвой. Одна только торговля мехом с Москвой давала ему прибыли в среднем около 60 тысяч дукатов в год (33,3 тысячи рублей).
– И то верно, – кивнул Богдан. – Тварь. Вот уж кто черт так черт.
– Да и награду за голову Сулеймашка не зря положил. – заметил Яшка. – Был бы чертом – в уста с ним целовался, да золотом осыпал. Примечает он таких. У меня брат пять лет там мыкался. Еле убег. Да и толку? Издох на родной земле от побоев. Не выкарабкался.
– А может попы те и вовсе веру свою сменяли? – почесав затылок, спросил Савва. – Ну так, для вида крестятся, а потом черта под хвост целуют?
– Типун тебе на язык! – воскликнул Мелентий.
– А что типун? Брешут и не чешутся! – набычился Савва. – Отчего так?
– Так что братцы? – усмехнулся Иван. – Наш черт что ли выходит?
– Если и черт, то наш, – веско произнес Василий. – Айда за мной.
Произнес он и повернулся, желая было уже отправиться к Андрею. Но тот уже недалеко сидел. На лавочке. И с любопытством за ним наблюдал, вполне добродушно и с улыбкой. А вокруг него стояло дежурное отделение в броне, да при оружии.
Василий на секунду замер. Хмыкнул. И продолжил свое движение.
– И верно черт! – хохотнул Иван, хлопнул себя по бедрам.
Остальные тоже заулыбались.
– Ну что, казачки, надумали? – поинтересовался Андрей.
– Люб нам уговор, что ты предлагаешь.
– А как же награда?
– Да разве ж мы сказали тебе о ней, коли взять желали?
– Кто же вас знает? Может вы вероломны так, что даже честны, – пожав плечами, возразил Андрей, процитировав фразу из одной песенки.
– Ха! И не поспоришь. – вроде как смешливо произнес, но немало нахмурился Василий.