— Замолчи… — обессилено прошу я. — Хватит поливать меня грязью. Посмотри, в кого ты превратился. Явился сюда, что-то требуешь. Моя жизнь тебя давно не касается!

Но он будто и не слышит вовсе. Тело ноет от его грубости, но я слишком слабая, чтобы всерьёз ему противостоять.

— ТЫ УМЕРЛА ДЛЯ МЕНЯ ПОСЛЕ ЭТОГО, КЛЯНУСЬ, УМЕРЛА! — яростно цедит, перекатывая на языке каждое, жалящее до боли слово. — КАКАЯ ЖЕ ТЫ КОНЧЕННАЯ! ПОВЕРИТЬ НЕ МОГУ…

— Пошёл ты! — пытаюсь оттолкнуть его от себя. Между нами завязывается сначала неравная борьба, а затем и драка.

Перемещаемся из гостиной в прихожую, то и дело, цепляясь за стены узкого прохода. Зажимает меня в углу у шкафа, почти не оставляя свободного пространства. Нещадно и агрессивно бью его в ответ руками: по лицу, животу, плечам. Никак не реагирует. Молча терпит приступ моего неконтролируемого бешенства, смешанного с истерикой.

— Перестань, идиотка! — просит он, глядя на то, как я впадаю в безумие.

Силы на исходе. Тяжело дыша, откидываю голову на стену. Сердце грохочет, гулко стукаясь о рёбра. По щекам ручьём текут солёные слёзы.

Сжимает ледяными пальцами мои скулы. Наваливается на меня всем телом. Вышибая остатки гордости и уважения к себе. Обжигая рваным, горячим дыханием мои губы. Заставляя хотеть его поцелуя, так сильно, что невозможно думать о чём-то другом. Внизу живота горячей патокой моментально разливается тепло. А он ведь даже ещё ко мне не прикоснулся…

Я закрываю глаза не в силах справиться с дрожью, стремительно разбегающейся от шеи, вдоль позвонков и до самых кончиков пальцев.

Ловит мой постыдный вздох предвкушения, но… ничего так и не происходит.

— Понравилось трахаться с ним? — слышу сквозь дурман его сочащийся пренебрежением и отвращением голос.

Ломается нечто хрупкое внутри. Больной ублюдок. Так ничего и не понял…

— Кончала под ним так же бурно… как подо мной? — раздувая ноздри точно псих, всё сильнее ранит словами он.

— Больной ублюдок… — теперь уже вслух, почти шёпотом.

Смотрю в его сверкающие кипящей ненавистью глаза и начинаю смеяться. Звонко. С вызовом. Всё громче и громче.

И это продолжается до тех пор пока щёку не обжигает звонкая пощёчина. Болезненная и унизительная…

Вмиг прекратившая веселье.

Голова резко дёргается влево, волосы падают на лицо. Я прижимаю ладонь к горящей скуле и в шоке смотрю на него. Всё ещё не веря, что он действительно это сделал.

Опускает ладонь. Отступает на шаг. Выставляет руку, упираясь о дверь и роняет на неё голову.

Между нами повисает гробовая тишина, звучащая так громко, что режет слух.

— Уходи немедленно…

Слёзы катятся крупными горошинками, доставляя саднящему лицу ещё больший дискомфорт.

Не двигается с места.

— Пошёл! Вон, — звучит хладнокровно и спокойно, но внутри меня огнём пылает зияющая дыра. — Убирайся…

Пару минут я не чувствую вообще ничего. Странную пустоту, заполнившую внутренности.

Оседаю на пол только после того, как он исчезает за дверью. Губы подрагивают. Плечи сотрясаются от глухих рыданий.

Горечь сжирает меня заживо.

Боль в груди становится просто невыносимой. Она топит своей безысходностью и отчаянием.

Чувствую как внутри что-то рвётся.

Наверное, та самая последняя тонкая ниточка, связывающая нас…

Утро выдалось крайне тяжёлым. Смотрела на Роуз, безуспешно пытающуюся натянуть на лицо маску беспристрастия, и понимала, что помочь ей ничем не могу… разве что подставить своё дружеское плечо. Не более. Потому что в таких ситуациях выход только один — пропустить это через себя. Выстрадать. Выплакать. И дальше со временем возможно отпустит. Если повезёт, то навсегда.

Со мной этого не произошло, но по крайней мере, сейчас я хотя бы в состоянии расставить приоритеты…

Пока Онил собирается на работу, пропустить которую нельзя, я тискаю сонного Оскара и пью крепкий кофе без сахара. Просто потому что настроение именно такое…

Привкус душевной горечи настолько осязаем, что режет сердце, ведь после разговора с подругой в груди кошки скребут…

Мы практически не сомкнули глаз в эту ночь. За несколько часов успели поругаться, помириться и уснуть в обнимку, как в старые добрые времена.