— Я не думала, что для тебя это что-то значит, — бормочет Линн, словно прослушала всё, что я пытался до неё донести. — Скольких ты целовал с тех пор, как мы познакомились? — наши взгляды снова встретились. Это обвинение? Нет, конечно, нет, принц шутов. Ей плевать, с кем ты там целуешься и с кем спишь. — Я и подумать не могла, что это будет чем-то особенным. Это не должно было стать чем-то особенным. Просто поцелуй. Это должен был быть самый обычный поцелуй.

— А вот ни хрена не обычный! — взрываюсь я, не замечая одышки. — Другие — это другие, а ты — это ты! — гениально. Какое красноречие. — Но, видимо, я совсем идиот, раз так думаю, тогда как ты ничего не чувствуешь ко мне. Конечно, ты же девочка изо льда, — отступаю на шаг. — Вот только я отнюдь не из камня. У меня есть чувства, в том числе и к тебе.

Опускаю глаза. Говорить это, наверное, было ошибкой, но я не мог сдержаться. Возможно, всё это с самого начала было ошибкой. Лучше бы остановились, когда была такая возможность, а не доводили ситуацию до этого момента. Наверное…

— Так вот чём всё дело? Из-за того, что я… ничего не чувствую, как ты говоришь? Ты даже ни разу меня не спросил о чувствах! Ни разу… не пытался поговорить со мной прямо о том, что чувствуешь ты, или о том, что чувствую я. Но это всё неважно, потому что в конце концов ты показал, что ты такой же, как все, — обвиняет она, её лицо искажает боль. Ей больно? Она ничего не понимает. Ничего не знает. Хочет сравнить меня со своими клиентами? Пускай! Пусть делает, что хочет. — Ты… эгоист, — продолжает она. Мне хочется рассмеяться. — У тебя ко мне чувств не больше, чем у любого из тех, кто покупал меня. Ты просто хочешь получить меня, как и все они. Хочешь… чтобы я исполнила все твои желания. А если не получаешь желаемого, то… вот результат, — она указывает на меня рукой, скривив губы. — Ты… обвиняешь меня, якобы я довела тебя до такого состояния, хотя это был твой выбор. Так что послушай меня внимательно: я не собираюсь вести себя как-то по-особенному в угоду тебе. Даже за всё золото Маравильи, Артмаэль из Сильфоса.

Её глаза блестят, но она сдерживает слёзы. Проглатывает их. Кажется, я её не понимаю. И никогда не пойму. Как и она меня. Да я сам себя не понимаю.

— С завтрашнего дня продолжайте без меня, — объявляет, вскинув подбородок. Почему она ведёт себя так? — Сам сказал: каждый идёт своей дорогой.

Она бросает извиняющийся взгляд на Хасана. Он бормочет её имя, но она качает головой, отворачивается.

И уходит.

По-настоящему уходит. Сейчас из трактира и завтра от нас.

Сжимаю кулаки. Пусть делает, что хочет. Я ей ничего плохого не сделал. Я не обязан бросаться вдогонку. Ни за ней, ни за кем-либо ещё.

Если она так решила, то я её останавливать не буду.

ЛИНН

«А я тебе говорил: никому ты не нужна».

Даже ему. Единственному, кому я рассказала всё. Я обнажила перед ним свою душу, чего не делала ни перед кем другим. Первый мужчина, которого я поцеловала по своей воле. Первый человек за столько лет, которому я доверилась.

И даже ему я не нужна.

Понятия не имею, сколько часов я прорыдала. Не представляю, осталось ли на моей подушке хоть одно сухое место. Не знаю, сколько слёз могу ещё выплакать.

Ничего.

Не.

Значу.

Если бы я для него что-то значила, он бы подумал обо мне. Он бы поинтересовался, что я чувствую. Он бы рискнул выяснить напрямую, вместо того чтобы сбегать и напиваться, а потом обвинять меня в бесчувственности. Да есть у меня чувства! Именно эти чувства останавливали меня от сближения с ним. Есть мечты. Есть страхи. Я бы раскрыла ему все свои секреты до единого, если бы он только попросил. Я бы показала ему всю свою жизнь, все свои шрамы, весь ужас… но ему всё равно.

Потому что он просто хочет моё тело.

Теперь же он решил, что не сможет меня получить, и этого оказалось достаточно, чтобы попытаться меня растоптать. Обвинить в том, что я… А что я? У меня и мысли не было причинить ему боль. Начнём с того, он никогда не говорил о своих чувствах ко мне. Но о каких чувствах мы говорим? Его «любовь», которую он якобы ко мне испытывает, эгоистична, как и он сам. Он признаёт её, только если она взаимна. Его любовь существует, только если он получает желаемое.

Что это за любовь такая?

И хуже всего понимать, что до этой самой ночи — или скорее до того, как я его поцеловала, — всё было хорошо. Мы были классной командой. Перешучивались и веселились. Наслаждались обществом друг друга. Доверяли друг другу. Как же тогда всё обернулось вот так? Из-за меня? Потому что я считала, что никто не может меня полюбить. Из-за моей неуверенности в себе. Из-за того, что и вообразить не могла, что поцелуй что-то изменит. Из-за того, что сомневалась. Боялась. Боялась новой боли.

Нет. Нет, это не моя вина. Не только моя вина. Я ничего не знаю о любви, но если любовь — это обладание… клетка… цель… то я ничего не хочу о ней знать. Не нужна мне любовь в том виде, в каком её предлагает Артмаэль.

Он меня не любит. Он меня хочет.

А как только получит, я перестану быть ему интересна.

«Потому что это единственное, для чего ты годишься, Линн. Ты никогда не станешь кем-то большим. Никто не захочет от тебя большего».