— Не называй его так, а то он начнёт задирать нос.

Но для девчонки не существует никого, кроме её идола. Она подходит к нему с сияющими от восторга глазами.

— Я столько слышала о вас, мой сеньор! Да все слышали. Слухи о ваших подвигах разносятся по всей Маравилье!

— Подвигах? — гордо повторяет Артмаэль. — Я просто выполнял свой долг.

Его притворная скромность никого не обманет.

— А вы можете рассказать, как вы убили мантикору, принц Артмаэль? Или как вы справились с гулами? И правда ли, что вы видели горгону? Мне так хотелось бы услышать вашу версию… Да что там, наверняка все в Башне захотят послушать! Редко у нас бывают такие важные гости…

Впервые я пожалела обо всех тех историях, что я распространяла на рынках. Я уже готова развернуться и уйти, оставляя его сиять в лучах славы, как вдруг замечаю Хасана, который смотрит на девочку глазами брошенного щенка.

Слегка толкаю Артмаэля локтем, пока он не начал вещать, и улыбаюсь девочке.

— Вообще-то Хасан тоже может об этом рассказать. Он был вместе с Артмаэлем на протяжении всего путешествия.

Бросаю на принца настолько многозначительный взгляд, что даже такой тугодум, как он, понял намёк.

— Ах. Да. Точно. Хасан, — принц покашливает, глядя на мальчика, а затем снова на девочку. — Ну, знаешь, он почти как мой паж.

Юный волшебник краснеет, когда всё внимание подруги возвращается к нему.

— Правда? — спрашивает она, заметно впечатлённая этим фактом.

— Н-ну, не совсем паж…

Дели забывает о нас, хватая Хасана за руку. Тот краснеет ещё сильнее.

— То есть ты в самом деле пережил все эти удивительные приключения?

— Н-некоторые…

— Расскажешь мне? — счастливо улыбается она.

— К-конечно!

Хасан бросает на нас нерешительный взгляд, пока подруга тащит его за собой. Я в ответ улыбаюсь ему, как бы говоря, чтобы ни о чём не переживал.

— Не забудь рассказать ей, как ты спас меня от смерти от яда гулов, приготовив то чудесное зелье! — кричу ему вслед, помахав ручкой на прощание.

Девчонка потрясённо ахает, утаскивая нашего друга, который, запинается, отвечая на её многочисленные вопросы, но выглядит обрадованным её внезапным вниманием.

— Честно говоря, — отмечает Артмаэль, оставшийся стоять рядом со мной, — никогда бы не подумал, что из всех людей в мире именно ты станешь заниматься сводничеством.

Меня забавляет такое замечание. Не знаю, потому ли, что я никогда не представляла себя свахой, или потому, что теперь мне кажется, что я правда могла бы.

Присаживаюсь на травку, чувствуя спокойствие и безмятежность.

— Почему?

Принц садится рядом.

— Раньше я не замечал за тобой любовь к романтике.

Колеблюсь. Возможно, сейчас подходящий момент, чтобы выяснить, что творится у него в голове (или хуже того — в сердце) в отношении меня. Может быть, он уже узнал меня достаточно, чтобы понимать, какая я на самом деле. Что я не способна любить. Или, по крайней мере, мы можем всё прояснить на берегу, пока не стало слишком поздно.

Может, нам удастся избежать боли. Ещё не поздно пресечь чувства в зародыше.

— Я не романтик, — поясняю, искоса поглядывая на него.

Не знаю, как он воспринял мой ответ, потому что он не смотрит на меня.

— Только что, буквально минуту назад, ты…

— Они просто дети, — отрезаю я. — Им же нужно пройти через всё это, верно? Полюбить, разлюбить, страдать от несчастной любви или думать, что страдаешь… Наслаждаться каждым моментом, новыми ощущениями. Разве это их не касается? Разве они не имеют право попробовать?

Не знаю, как расценивать взгляд, который он задерживает на мне. Непроизвольно напрягаюсь.

Не могу понять, о чём сейчас его мысли. В конце концов он отводит взгляд.

— А потом это пройдёт. Как и у всех взрослых.

— Но то, что оно рано или поздно закончится, не означает, что не нужно наслаждаться тем, что происходит в процессе.

Ещё не закончив фразу, я понимаю, как лицемерно это звучит с моей стороны. Разве не я вот совсем недавно думала, что заводить роман с принцем бессмысленно, потому что мы всё равно расстанемся? Отвожу взгляд, растерявшись. Какая из двух этих мыслей верная? Та, где я избегаю боли, или та, где, по крайней мере, останутся воспоминания о предпринятой попытке?

— Ты… проходила через это? — неожиданно спрашивает он. Я не сразу понимаю, о чём он. Он видит моё замешательство и поясняет: — Ну… любовь. Ты когда-нибудь влюблялась?

Молча смотрю на него. В кого, по его мнению, я могла влюбиться, если мне всё время приходилось притворяться? Если я никогда никому не была нужна? Если мне никто никогда не был нужен? В моей жизни таким чувствам не было места. И по-прежнему нет. Если бы я кого-то полюбила, то только доставила бы проблем. Не хочу любить кого-то, не научившись любить саму себя. Не хочу влюбляться, не залечив сначала свои раны.