Мой мозг лихорадочно работал.

Я даже не слышала, как Кэлвин вернулся в цветочный магазин.

— Эй, Лара? Ты в порядке? — спросил Кэлвин. — Перси только что звонил и сказал…

Я улыбнулась Кэлвину. И тогда я сказал первое, что пришло в голову.

— Кэлвин… Я увольняюсь.

Глава 27

Разговор На Кулаках

(ОСИРИС)

Мы с Дэйном кружили по кухне. Я ему никогда не нравился. С того самого дня, как мы встретились, он считал меня заносчивым придурком. Таким я и был. Он был трудолюбивым человеком, поднявшимся с самых низов, создавшим компанию с нуля, и никогда не хвастался этим. А я был парнем, который наткнулся на некоторый успех и выставлял его напоказ, как будто я был гребаным миллиардером. Я водил быстрые машины, шумные мотоциклы, любил татуировки и не боялся показать все это.

Мы с Дэйном никогда ни в чем не сходились. И он любил Милу до смерти. Он заботился о ней во время беременности. Думаю, где-то в глубине души он мечтал о жизни, в которой будет заботиться о Миле и Мишель. Не в каком-то извращенном смысле, а в хорошем, честном.

Я уважал это.

Потому что я был чертовски уверен, что не заботился о Миле, да?

Мы врезались в кухонный стол, и я почувствовал, как мой затылок ударился о низко висящую лампу.

— Дэйн! — прорычала Мишель. — Прекрати это!

Я позволял Дэйну с собой так поступать. Чего Дэйн не знал, так это того, что время, проведенное в горах, изменило меня. Все эти часы, пока я бил по деревьям, я становился больше и сильнее. И сильнее, и больше, что казалось невозможным. Другими словами, я пока позволял Дэйну делать то, что он хотел.

Дэйн снова посмотрел на Мишель.

— Почему? Этот гребаный придурок? Почему?

— Ты знаешь почему, — сказала Мишель. — Ты лучше этого, Дэйн.

— Нет, — сказал он.

Дэйн встряхнул меня и посмотрел на меня.

— Ты гребаный подонок. Ты бросил их обеих! Ты бросил ее… ты, блядь, бросил Адли.

— Да, — ответил я. — Я жалею об этом каждый день своей жизни.

— И ты оставил Милу умирать!

Я услышал, как Мишель ахнула.

Вот где была проведена и пересечена черта.

Я рванул вперед и поднял руки, отрывая Дэйна от себя.

Я видел, как его левая рука сжалась в кулак. Я пообещал себе, что не буду бить его, если только…

Он нанес удар, и я блокировал его. Я подошел с правой и ударил его в челюсть. Он отлетел назад, и Мишель поспешила встать между нами.

Вся кухня была красной. Темно-красный.

Я оставил Милу умирать?

Дэйн потер подбородок.

— Вы оба придурки, — закричала Мишель. — Дело не в вас двоих. Речь идет об Адли. Черт побери! Черт бы вас обоих побрал!

— Мне очень жаль, — сказал я. — Я не должен был этого делать.

— Да пошел ты, — прорычал Дэйн. Он был похож на бешеную собаку. Запертую в клетке на долгие годы и, наконец, получившую шанс выбраться и причинить неприятности. — Ты знаешь, что сделал. Ты же знаешь, как ты с ней обращался.

— И что дальше? — спросила Мишель. — Он не открывал дверь машины, Дэйн. Он не вытаскивал ее и не велел сделать гребаный снимок. Это то, чем мы здесь занимаемся сейчас? Придираемся к мелочам?

Наступила тишина.

Дэйн повернулся и пошел прочь. Он вышел в ту же дверь, в которую вошел.

Мишель посмотрела на меня.

— Мне очень жаль, Си. Я не знала, что он вернется домой так рано.

— Да. Так это не выглядит еще хуже, а? Ты не сказала ему, что связалась со мной? А потом я стою у него на кухне? Иисус…

— Заткнись, — сказала Мишель. — Ты же не думаешь, что я сломлена?

Нижняя губа Мишель задрожала. Она быстро схватилась за лицо.

Нести бремя Милы и Адли. Черт побери, возможно, она несла бремя Милы долгие годы. Все время выручала ее. Давала ей деньги. Постоянно надеясь, что она найдет свой путь в жизни. Только для того, чтобы та вернулась домой беременной от какого-то незнакомца.

А потом я в ее жизни…

Я обхватил Мишель руками и крепко обнял.

— Мне чертовски жаль, Мишель. За все. Скажи мне, чего ты хочешь…

— Нет, — сказала она. Она толкнула меня в грудь. Я сделал шаг назад. — Нет, Си, нет. Я не собираюсь преследовать тебя. Я не собираюсь тебя принуждать. Я пишу тебе только как напоминание о том, что все еще здесь. Ты гонишься… ты гонишься за чем-то, чего нет. — Слезы скатывались из ее глаз по щекам. — Ты что, не понимаешь?

— Нет, не понимаю, — сказал я.

— Тогда пошел ты, — сказала Мишель.

Она вышла из кухни.

Я стоял там, один, в доме, которому не принадлежал. Мое место на горе. В хижине. Одному. Нет, с Ларой. Я скучал по ней. Черт, я скучал по ней. Но я также скучал и по Миле. Я должен был найти Милу. Я должен был найти ее, забрать, вернуть, чтобы показать, что способен о ней позаботиться.