К сожалению, мир в котором я жила, не имел ничего общего с миром, в котором жила вся страна. Мир перевалил в двадцатый век, который встречали грандиозными праздниками, фейерверками и балетными премьерами. Новый век – новое искусство! Я была в центре театральной жизни и в самом расцвете сил.

Революция 1905 года прошла для меня незаметно. Мне было двадцать пять лет. Прекрасный возраст, полный любовных побед и разочарований.

Я продолжала свои занятия, выступления, не слушая увещеваний родителей, которые, видя, как идут дела в России, решили эмигрировать в Германию, где жили наши родственники по линии отца.

Упиваясь мимолётным счастьем очередного романа, я была столь легкомысленна и жестокосердна, что практически не заметила их отъезда. Предостережения моих родных я пропускала мимо ушей, считая, что глупо бежать из собственной страны подобно зайцам. Я была уверена – скоро волнения в России затихнут и всё вернётся на круги своя.

Жалованье в театре было маленьким, но я даже не замечала этого. Мой тогдашний поклонник, князь, был достаточно богат, чтобы я ни в чём себе не отказывала. Но я его не любила. Я вообще никого не любила по-настоящему, не считая того молодого человека, который заблудился и попал в имение моей бабушки семь или восемь лет назад. С тех пор я его больше не видела, хотя и наводила справки, навсегда запомнив его имя. Я узнала, что сначала он учился за границей, а потом стал дипломатом и сейчас был где-то на краю света, даже не подозревая о том, что его любит красивая, молодая танцовщица.

Однажды, будучи в гостях у маменькиной подруги, я смотрела альбом с фотографиями, которые хозяйка любезно предоставила нам, терпеливо и подробно рассказывая о каждой запечатленной персоне. С трудом сдерживая зевоту, я рассматривала навсегда застывшие постные лица, как вдруг на одном фото увидела того молодого человека. Он необычайно вырос с тех пор и окреп, возмужал и выглядел очень благородно. Рядом с ним стояла маленькая молодая женщина в огромной шляпе, скрывающей лицо. Объяснять нам кто это, хозяйка не стала. Но когда она почти было перевернула лист, я остановила её руку и указывая на молодого мужчину, спросила:

– Простите, кто этот человек? Его лицо кажется мне знакомым…

– Ах, милочка, это жених моей племянницы! Вы не можете его знать, скорее всего, он похож на кого-то из ваших знакомых. Он дипломат и сейчас находится в Иране. Не правда ли – он настоящий великан? Моя племянница – поэтесса и уже довольно известная в Европе. Многие издательства ищут с ней контракта. Честно говоря, я не понимаю её стихов. Они полны сплина… – и она перевернула лист.

Признаюсь, что, когда они с маменькой ушли в столовую пить чай, я задержалась в комнате, притворно заинтересовавшись игрой с большим экзотическим попугаем, который топорщил на меня красный хохолок и деликатно переминался на своей жердочке. И когда они уселись за стол, я, торопливо открыв альбом, украла фотографию, а на её место вставила фото какого-то важного старика с большими седыми бакенбардами. Приподняв юбку, засунула фотографию Великана за подвязку чулка.

Теперь я могла каждый день смотреть на него, когда сидела за большим маминым трюмо, (разумеется, уже проверенным мною на предмет письма). Иногда я разговаривала с ним и мечтала, как когда-нибудь встречу его. И хотя я знала его имя, но предпочитала звать его Великаном. Так было романтичнее.

У меня была светлая и большая квартира, подаренная папенькой. Она располагалась не так далеко от театра, где я работала. Я почти никогда не брала извозчика, чтобы попасть домой, хотя иногда и уставала настолько, что даже эти два квартала была пройти не в состоянии. Поэтому к моим услугам всегда был экипаж моего кавалера. Иногда он нёс всю дорогу меня на руках, повергая прохожих в весёлое изумление. Об этом даже писалось в досужих на такие новости, бульварных газетах. Ему было это делать не трудно, так как ношей я была необременительной, весила в то время около 47 килограмм. А князь отличался крепким сложением и недюжинной силой.

В балетной среде считалось нормальным, когда мужчина подтверждал свои чувства материальным образом и брал на содержание объект своего поклонения. И среди танцовщиц, и среди их поклонников происходили своеобразные соревнования. Дамы хвастались богатыми подарками, украшениями, породистыми лошадьми, домами, полученными от любовников, а дарители хвастались своей щедростью и экзотичностью подношений.

Именно на этой почве у меня и произошёл разрыв с моим благодетелем, которому я нужна была не как объект любви, а как объект самоутверждения. Причём расставание ознаменовалось громким скандалом, бурно обсуждаемым в театре и прессе. После чего я с наслаждением бросила ему в лицо, подаренные им драгоценности и отправила назад все его подарки. Потом я об этом не раз пожалела. Но, что сделано, то сделано. Мои товарки по сцене крутили пальцем у виска, называя «дурой несусветной».

Шло время, жизнь усложнялась, новая власть укреплялась, и многие завсегдатаи Мариинского театра эмигрировали в Европу и Америку. Несколько наших балетных танцовщиц, уехав на гастроли, так и не вернулись. Я же всё медлила. Наивно верила, что скоро всё утрясется и снова наступят радостные и счастливые дни. Я любила Россию и не представляла, как буду жить за границей. Даже, когда я ездила туда учиться, безумно тосковала по родине.

Но работы становилось всё меньше, жить стало голоднее, письма от родителей перестали доходить до меня. В довершение всего я заболела. И вынуждена была уйти из театра.

К тому же возраст мой был критическим для балета. Тридцать восемь лет! Это возраст, когда балерины уже оканчивали свою карьеру и переходили на преподавательскую работу, или искали новое поприще. Но, разумеется, были и исключения. Большинство прекрасных и не очень танцовщиц были уже замужем, подцепив кавалеров, пока были способны вскружить кому-нибудь голову.

Я же оставалась одна.

Вероятно, это было следствием того что, будучи занятой своей балетной карьерой, я не придавала большого значения карьере семейной. Я просто не могла сосредоточиться на двух делах сразу. Мне нравился балет, и я с упоением занималась им, ездила в Италию, Францию, чтобы отточить свое мастерство.