Стол ломился от еды, какой я не видела уже в течение нескольких лет, перебиваясь картошкой, капустой и хлебом. Изредка покупала селедку, масло или молоко. Хорошо, хоть летом и осенью, фрукты делали жизнь немного веселее и слаже.

Комиссарша сидела, подобно королеве на моём месте, за моим собственным столом, буквально ломившимся от яств. Широким жестом пухлой белой руки, обведя всё это богатство, она сказала:

– Бери, не стесняйся! – (что-то я не припомню, когда мы с ней перешли на «ты»?) – небось, не видала такой еды сто лет! Налей-ка ей вина! – сказала она приказным тоном мужчине, который задумавшись, сидел, нанизав на серебряную вилку солёный гриб.

Он очнулся, схватил бутыль французского вина, стоявшую на столе, и собрался налить в бокал, но я запротестовала, сказав, что не пью вина.

– Ну, надо же! – засмеялась Комиссарша, – какие мы нежные созданья! Если не ублажать тело, то, пожалуй, и душа заскучает, верно говорю? – игриво толкнула она в бок мужчину, который забыв обо всём, уставился в угол кухни.

Проследив за его взглядом, я увидела сидевшую там огромную серую крысу. Эта тварь нередко лакомилась моими лучшими кусочками, находя их повсюду, куда бы я их не спрятала. Крысоловку она демонстративно обходила стороной, иногда специально, как бы дразня меня, оставляя следы пиршества, рядом с нацеленным на неё смертельным остриём. С этой крысой у меня была постоянная война, в которой она неизменно оставалась победителем.

– Фу, какая гадость! Надо будет её убить, иначе она пожрёт все наши припасы! – заверещала женщина, вся подобравшись на стуле. – Ну, что ты смотришь, убей её чем-нибудь! Застрели!

Мужчина тихо улыбался, не реагируя на её истерику, и пристально глядя на крысу. Затем произошло невероятное. Он протянул руку, и крыса направилась прямо к нему. Мы с Комиссаршей оцепенело наблюдали, как крыса, цепляясь острыми коготками, ловко вскарабкалась по его галифе, и уселась на задние лапки, преданно глядя в его темные, глубоко сидящие глаза.

– Люблю крыс, – наконец раздался его мягкий голос, – они такие умные, не чета людям. Всегда знают хозяина, – он искоса взглянул на женщину, округлившую от удивления свои голубые глаза. – Он повернул кисть, и крыса очутилась у него на ладони. Подняв её почти к самому лицу, он пристально, гипнотизирующее посмотрел на серую разбойницу, и тут я увидела, насколько они похожи, зверёк и мужчина. Надо же какой… крысообразный, вдруг подумалось мне.

– Иди, и не шали тут! – строго сказал мужчина, – а не то я из тебя крысиного волка сделаю. И ты не думай, что у убийц себе подобных бывает сладкая жизнь… – он опустил руку и крыса, спрыгнув на пол, медленно удалилась под шкаф.

Отчего-то мне показалось, что эту реплику он больше обращал к женщине, нежели к крысе. Но всё равно, его воздействие на крысу было поистине удивительным.

– Как вы это делаете? – спросила я с недоумением.

Он отпил вина из хрустального фужера, прищурился и через некоторое время ответил.

– Просто я – «крысиный король», и имею власть над этим народцем. Это у меня с рождения. Никто мне об этом не говорил. Я просто знаю и всё. – Он помолчал ещё немного и добавил, – хотел бы я иметь такую власть над людьми, – и залпом допил дорогое французское вино.

– Тебе власти не хватает? У кого она тогда, если не у нас?! – спросила Комиссарша, браво выпив водки из стакана.

Я собралась было идти спать, но Комиссарша удержала меня, сказав, что надо обсудить несколько вопросов. Я присела на краешек стула. Крысообразный молча смотрел на меня, и было непонятно, что он при этом думает.

– Вот что, дорогуша! Ты должна понять, что мы люди, занятые важными государственными делами, а в комнатах прибирать и готовить еду у меня времени нет. Вот тебе отличный шанс, раскормиться на дармовых харчах, – ухмыльнулась она, – будешь убираться здесь, готовить нам ужин, (на обед мы не будем успевать), стирать наши вещи. За это будешь питаться, как мало кто сейчас может себе позволить. Только на глаза мне старайся не попадаться лишний раз. Я, когда устану, или настроение плохое, под руку мне не попадайся – застрелить могу! – Она показала глазами на тумбочку, на которой лежал маузер в портупее. – Ну а теперь иди, отдыхай, завтра много уборки предстоит. – И она милостивым жестом отпустила меня.

– Хорошо, я подумаю над вашим предложением, – ответила я, вставая, и увидела, как в её глазах вспыхнули недоумение и ярость. Но она сдержала себя. И только сказала:

– Ну-ну…

На следующее утро я встала пораньше, и тихо пройдя через зал, приостановилась и прислушалась возле двери в спальню. Новые жильцы, похоже, ещё не вставали, из-за двери раздавался храп. Их вещи были в прихожей. Выскользнув за дверь, я отправилась к соседке, за советом.

Несмотря на то, что моя семья принадлежала к древнему дворянскому роду, я никогда не кичилась этим. И предложение Комиссарши не могло смутить меня и поколебать дворянскую честь. Дело не в том, что подумают о тебе окружающие, а в том, что ты сам о себе думаешь.

Что касается поддержания порядка в квартире – для меня это была не проблема. Я любила чистоту и уют. Стирать я мало-мальски умела тоже. Но, то, что касается приготовления блюд, было для меня недоступным искусством. Сама я привыкла обходиться малым, разве что кашу или бульон могла приготовить, или сварить картофель. До революции у меня работала кухарка, так что я боялась, что Комиссарша сочтёт меня совсем уж ненужным существом и выгонит из дома. А идти на улицу, где я немедленно замерзну насмерть, мне не хотелось.