Шрифт:
– Да зайду я. Не переживай.
Солнце теряло последние силы и уходило за плавную линию далеких холмов, чтобы зажечь где-то новый рассвет. Уставшая земля выдыхала накопившийся жар, и в темнеющем воздухе теплыми волнами растворялись остатки дня.
Амир и Вика не спеша шли по тихой пустой улице.
– Извини, что при тебе начали, – сказал Амир.
– Да все нормально. Мы же не чужие.
– Мать просто весь день на нервах… Ленку с утра ждем – должна была вещи домой перенести и пропала. Телефон выключен, дом закрыт. Не знаем, что думать. Достало уже это все.
Вика сочувствующе кивнула. Какое-то время они шли молча.
– С Марикой видишься? – спросила Вика.
– Она уехала. Ты не знала?
– Нет. – Вика пристально посмотрела на друга, стараясь разглядеть что-то сквозь сумерки. – Почему вы не поженились? Уехали бы вместе.
Амир дернул плечами и полез в карман за сигаретами.
– Как мне уехать? Ты сама все видела. – Он затянулся и посмотрел на бледные звезды.
Небо загустело. В домах загорался свет. В беззаботности летнего вечера сливались доносившиеся издалека музыка, рев мотоциклов и смех.
Они подошли к дому Вики.
– С кем на море едешь?
– С подругой. Поехали с нами?
– Не, спасибо. Я малую обещал свозить. Через месяц собираемся.
Вика усмехнулась и грустно посмотрела на него.
– Ну а сам ты как вообще?
– Нормально. Занимаюсь магазином. Все как обычно.
– Я после моря зайду к вам, хорошо? Еще поболтаем.
– Конечно, приходи.
Они обнялись, и Вика зашла во двор.
Амир проводил ее взглядом и какое-то время молча стоял перед домом. Казалось, Вика появилась только для того, чтобы напомнить, что за ним тянется еще одна вина. Будто следы побоев на лице сестры еще недостаточно разъели его гордость. О Марике он почти забыл, почти поверил, что не уехал с ней, потому что был нужен здесь. И вот все, чем он себя упрекал и чему сопротивлялся, разом отчетливо встало перед ним.
Амир неторопливо шел по тускло освещенной дороге. Он вспомнил перекошенную пьяную рожу своего зятя. Тот всегда кривился и подергивался, глотая водку, но упивался своей безнаказанностью, и стоило тряхнуть его за шиворот – самодовольно скалился, уверенный, что Амир не ударит. Беспомощность перед этим подонком въедалась, как ржавчина, и казалось, что однажды не останется сил даже сжать кулак. Он зло сплюнул и вздохнул. Хоть бы получилось спокойно забрать ее домой.
Из темноты обочины навстречу ему двинулось светлое пятно. Амир присел и протянул руки.
– Барон, Барон, – тихо позвал он. В ладонь уткнулся влажный нос, собака завиляла хвостом. Он потрепал соседского пса за ухом. – Хороший.
Громыхнула калитка, и послышались шаги. Амир похлопал собаку по лохматой холке.
– Ну, иди домой.
Он поднялся и разглядел фигуру, идущую к дому Лены. Силуэт двигался быстро, держа в руке что-то длинное.
Амира окатило холодом.
– Мам! Мама, стой! – Он кинулся вдогонку.
За матерью из ворот выбежала Амина, а следом за ней Лена – она хромала и придерживала правую руку. Амир побежал быстрее, но мать уже скрылась во дворе.
– Мама! Не заходи туда! – Он подбежал к воротам одновременно с сестрами. – Почему ты ее не остановила? – Он рывком повернул Лену к себе, и увидел свежие кровоподтеки.
Лицо налилось, в голове загудело, и стало тяжело дышать. Амир бросился во двор, споткнулся, рухнул руками на острый щебень, из последних сил рванул в дом.
Лена прижала Амину к себе и замерла. Вдруг обе дернулись: вспышка, хлопок, и темные окна на секунду полыхнули.
Ноги не слушались. Казалось, вся кровь хлынула в голову и застыла свинцом. Сердце било тяжелыми ударами в грудную клетку.
Мать молча вжалась в угол, уставившись на неподвижное тело. Темная лужа ползла по узкому коридору.
Амир вырвал дымящееся ружье из рук матери, вывалился в дверной проем, пошатнулся и повис на перилах.
От едкого дыма, смешавшегося с металлическим запахом, его затошнило. Амир несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Лицо горело, и воздух показался ледяным. Он глотал этот холод, пока тяжелый туман не рассеялся. В голове с оглушающим звоном повисла пустота. Только одна отчетливая мысль заполнила сознание. И он понял, что уже давно все решил.
Он вернулся в дом. С силой поднял мать и затащил в темную кухню. Включил холодную воду и зачерпывая ладонью, несколько раз обмыл ей лицо. Ее трясло. Наконец она глубоко задышала и начала приходить в себя.
– Мама, теперь слушай меня, только очень внимательно. – Он как будто со стороны услышал свой срывающийся голос. Голова была тяжелой, и язык прилипал к небу.
Мать дрожала, ее ноги ослабли. Судорожно глотая воздух, она смотрела на сына с ужасом, и наконец, осмыслив его слова, закивала.