Он спросил, справится ли с учебой до вечера, потому что понимал — девочке нужны развлечения. Жизнь в двадцать не может сводиться к учебе, работе и нравоучениям мужчины, с которым отношения складываются далеко не так гладко, как хотелось бы. И пусть сам с куда большим удовольствием провел бы вечер, впрочем, как и день, в спокойствии своей квартиры, собирался посвятить его Ане. Отличнице по всем фронтам. Понимающей и принимающей. Действительно стремящейся, а не просто декларирующей стремление. Это вызывало в нем самое настоящее уважение. И это было хорошо. Ведь как бы там ни было, тяга к ней телесной не ограничивалась — была глубже. Была непонятней. Была непривычной.

И становилась причиной новых чувств, среди которых та самая тревога. Ведь с любым другим человеком он воспринял бы отсутствие ответов спокойно. Мало ли? Спит. Не видит. Разрядился телефон. Отключился интернет. А с ней спокойствие таяло. Сначала от часа к часу, потом уже с минутами.

Он планировал побыть на базе с коллективом хотя бы до шести, минимально имитируя заинтересованность во всем происходящем. Собирался раз взять слово, рассказать, как счастлив, что он — часть ССК, а ССК — часть его, исполнить свой святой долг и только потом свалить. Но тревога разрушила этот план.

Когда на третий звонок Анин телефон ответил уже механическим «абонент находится вне зоны действия сети», он не просто пожал плечами, спрятал мобильный в карман и вернулся к разговору, от которого отвлекся чуть ранее, а выругался сквозь зубы, сослался на внезапные срочные дела и просто уехал.

По дороге снова набирал, и каждый раз, когда женский голос начинал начитывать «абонент…», скидывал, опять же ругаясь.

Знал ведь, что мелкая наверняка просто замечталась. Забыла зарядить. Может, музыку слушает. Может, играет на гитаре. Может, по-прежнему учится. И все с ней хорошо. Знал, что так может случиться с любым человеком и злиться на нее за это — нет никакого смысла. И эту злость оправдывать своим волнением тоже нет ни смысла, ни права. Потому что она не обязана… И случись подобное с ним — не рискнула бы предъявить. Но все равно очень хотелось попасть в квартиру, дать себе пару секунд, чтобы убедиться — все действительно хорошо, а потом перекинуть через колено и отходить по заднице. Лишь бы с задницей все было хорошо…

Это было ужасно. Именно этого он всю жизнь так успешно и так настойчиво избегал, но понимание того, что все же догнало, не строилось в дальнейшую логическую цепочку: так может лучше сейчас и прекратить? Не в очередной раз напомнить ей, что в любой момент может уйти, а сделать это самому? Решить за двоих. Сделать, как правильно. Чтобы ей меньше боли в итоге. А ему меньше нервов сейчас. А лишь заставляло сильнее вжимать газ в пол, проносясь на очередной желтый, рискуя засветиться на каждом из установленных по маршруту видеофиксаторов.

В последний раз Корней набрал, уже выйдя из машины под окнами своей квартиры. Вскинул взгляд — увидел, что окна горят… Думал, этого будет достаточно, чтобы успокоиться. И ЖК, и дом ведь охраняем. Ничего ужасного случиться не могло. Но, поднимаясь в лифте, по-прежнему чувствовал, что сердце не там, где должно бы быть. И бьется не так, как привычно — еле слышно, практически неощутимо.

Высоцкий вставил ключ в замок, провернул, открыл дверь. Зашел, зацепился за что-то ногой, только потом опустил взгляд…

На полу в коридоре стояли три дорожные сумки.

— Прекрасно… — мужчина произнес тихо, тратя несколько секунд на то, чтобы рассмотреть их повнимательней. Сомнений, что к чему, отчего-то не было, а вот злость… Скакнула. Хотя надо бы выдохнуть ведь… Надо бы выдохнуть…

Закрыв дверь, Корней обошел внезапно выставленные девчонкой преграды.

Дверь в гостевую спальню была приоткрыта, свет в гостиной включен, сама Аня… Сидела на диване, глядя будто бы в сторону зашторенного окна, но по факту было видно — смотрит сквозь.

— У тебя телефон отключен, ты в курсе? — Корней знал, что прозвучало не то, чтобы ласково. Но даже эту интонацию — холодно-спокойную — пришлось выдавливать из себя через силу.

Еще сложнее стало, когда он подошел достаточно близко, чтобы Аня хотя бы внимание на него обратила. Но она — нет. Не встрепенулась привычно, а продолжала смотреть в сторону, держа подбородок на упертой в спинку дивана руке, бессознательно прикусывая нижнюю губу.

Оглянулась только, когда он спросил еще раз:

— Ты слышишь меня вообще?

И снова… Знал же, что вопрос задал довольно резко — не сдержал раздражения, хотя, наверное, стоило бы. Но вместо привычного румянца, извинительной улыбки и «ой, простите», Аня просто смотрела на него… Ничего не говоря. Задумчиво, немного хмурясь, явно ведя какой-то внутренний сложный диалог. И Корней одновременно хотел бы его слышать и понимал — не стоит. — Я весь вечер тебе наяриваю. Ты слышишь меня? Что с телефоном? И что за сумки?

Он кивнул в коридор, она тут же перевела взгляд туда же… И снова смотрела, не моргая… Просто дышала… Просто продолжала в голове говорить сама с собой… И пусть хотелось подойти, встряхнуть, быстрее разобраться, чтобы быстрее же попустило… Корней стоял посреди собственной квартиры в пальто, даже не раздевшись, глядя на меланхоличную девочку… И чувствуя новую тревогу — ни разу не менее слабую чем та, что гнала домой недавно.