— Извините, сеньор Васент, а вы сами часто посещаете свои термы? — продолжала допытываться сеньора Мартина.

— Ежедневно, а еще после приема больного обязательно тщательно вымываю руки с мылом.

— Настоящее расточительство, — крепко сжав губы, заметила сеньора Мартина.

— Потратившись на мыло и дрова, я сохраняю здоровье, ведь его не купишь, если болезнь уже запущена, даже самый искусный лекарь будет бессилен.

— Да-да, дорогая, все правильно говорит Васент, — перебил жену судья, — он в походе заставил мыться даже знаменитых швейцарских грязнуль — об этом ходят веселые рассказы. — Потерь среди солдат от болезней не было, хотя, предпосылки к этому однажды возникли. Насколько мне известно, именно благодаря решительному вмешательству Васента и паре добрых оплеух, отвешенных им незадачливому бездельнику — кашевару, чистота, порядок и здоровье в войсках были восстановлены. А вот как он избавлял швейцарцев от осколков и пуль, засевших в потрохах, вообще не ясно, глава цеха Эмилио голову над этим ломает, и понять не может. Васент, а правду говорят, что вы можете сложить даже сильно раздробленную ногу или руку?

— Сложить можно все, если не потеряны кости и кожа, а сразу заставить правильно работать не всегда получается, надо время для полного восстановления. Тайны из своих методов лечения я не делаю, колдовство не применяю, да и несведущ я в этих богопротивных вопросах. Все пациенты, если находятся в сознании, видят все, что я делаю и с помощью каких инструментов. Я готов поделиться опытом со всеми лекарями Венеции, что поспособствует увеличению выздоровевших граждан. Я очень хорошо знаю анатомию человека, учили меня всему превосходные учителя. Готов продемонстрировать ход операции внутри тела сколь угодно уважаемой комиссии граждан Венеции, в том числе и другим врачевателям.

— Я подтверждаю слова Васента, — заявила Кьяра. — Не сложи он мне руку, осталась бы калекой на всю жизнь. А еще он меня заставлял сгибать и разгибать руку помногу раз, шевелить пальцами, мне было больно, но Васент на это не обращал внимания, говорил, что со временем все пройдет. Я ему тогда поверила, и не зря, сейчас о сломанной руке и не вспоминаю.

— Время уже позднее, пора отправляться почивать, — сказал судья. — Тебе, Васент, приготовили ту же комнату.

Следом за слугой отправился в отведенную комнату. С последнего посещения она совершенно не изменилась, только на столе появилась ваза с цветами. Разделся, и завалился на постель. Она пахла травами, я отчетливо уловил запах чабреца и полыни. Сон пока не шел, меня беспокоила информация о возможном нападении. Не верится мне, что начальник полиции не знает имен заказчиков, да и судья, по всей видимости, знает, о снижении дохода у некоторых лекарей он прямо сказал, но по каким-то причинам мне не решился сообщать. Может среди этих нехороших людей есть знакомые судьи? Или он им чем-то обязан? Что предпринять? По городу я в одиночку не хожу, в основном меня сопровождает Лука, я научил слугу пользоваться пистолем. Стреляет он сравнительно неплохо, с десяти метров в чурбак попадает, да и пистоль — оружие для ближнего боя. Я постоянно ношу с собой несколько метательных ножей и саблю. Владею всем этим в совершенстве, порублю или забросаю ножами любого противника. А вот откуда ждать неприятности — мне неизвестно, судья имена скрывает, лукавит. Логичным было бы найти этих недоброжелателей и тихо прирезать, но сразу же придут ко мне, а подставляться пока не стоит — с Папой еще не разобрался. Разволновался немного, встал с постели, и подошел к открытому окну, подышать свежим воздухом. Постоял некоторое время в тишине, а потом услышал разговор.

«— Кьяра, ты сегодня сама не своя, — говорила сеньора Мартина. — Этому виной наш гость?

— Мамочка, я не знаю, что со мной. Я когда вспоминаю о Васенте, то меня всю начинает трясти, лицо наливается краской, по всему телу распространяется жар.

— Я это заметила.

— А сегодня вообще со мной произошел небывалый случай. Увидев его, внутри меня как бы образовался горящий шар, он блуждал по всему телу, спускался от головы к груди и ниже. Потом он внезапно во мне лопнул, где-то внизу живота, по телу прошли судороги, я чуть не закричала. Между ног стало очень жарко и мокро, но мне стало так хорошо, подобных ощущений я ранее не испытывала.

— Ой, доченька, мне кажется, ты в этого молодого человека влюбилась, и уже созрела для любви, вот и творится с тобой такое. Неужели, пребывая с тобой на острове, он ни разу не поцеловал тебя?

— Не целовал, говорил, что относится ко мне, как к сестре.

— Так может он из этих, содомитов, которые на женщин внимания не обращают?

— Обращает, еще как обращает! Он вполне нормальный, видела, как естество Васента реагировало на мое присутствие.

— Как ты могла это видеть?

— А мы вместе мылись, он помогал мне избавляться от грязи. Мы были совершенно нагими.

— Да как он посмел!? — возмутилась сеньора Мартина. — Креста на нем нет!

— Крест мама с Васентом всегда, у него ожег на груди, и там хорошо просматривается крест и распятье.

— Доченька, это же такое распутство, показывать свое тело постороннему мужчине!

— А разве у меня был выбор? Я не была уверена, что вообще посчастливится увидеть вас с отцом. Но, смею тебя заверить, Васент поступал со мной очень вежливо и заботливо, в его глазах я ни разу не заметила похоти.

— Не знаю-не знаю. А почему ты мне об этом раньше не рассказывала?

— Думала, что вдали от Васента все пройдет, пыталась заниматься разными делами, встречалась с подругами. Но мысли о нем меня не хотели покидать. Я два месяца засыпала в его объятиях, и проснувшись ночью, чувствовала его крепкие руки на своем теле. Мне было приятно и хорошо.

— Не спорю, Васент видный молодой человек. Хорош собой, воспитан, крепкий и умелый лекарь. Но сама понимаешь, он не гражданин республики, у него нет связей, да и доход у него не очень велик. А еще мне кажется, что Васент не француз, слишком крупный он для того народа, да и лицо у него слишком симпатичное. Я бы сказала, он больше похож на представителя северных народов, что живут в «диких» землях.

— Он и не скрывает, что родился и вырос там. Может его мать из диких мест. Но, ты права, он хорош во всех отношениях.

— И, что ты думаешь?

— Ругаю себя последними словами за то, что не отдалась Васенту на острове.

— Побойся Бога, Кьяра, блуд, это же смертный грех!

— Лучше блудить с человеком, которого полюбила, чем всю жизнь провести с нелюбимым. Думаешь, я не знаю, что отец выбрал мне в мужья Луиджи Дарноци, этого глупого, недалекого и некультурного человека?