Раскаяние джинна сотрясало воздух вокруг нас, оно врезалось в невидимые стены и уходило под землю. Подобно той жидкости, которую его вынудили выпить, мне хотелось не слушать его историю, но я ошеломленно впитывала каждую отвратительную деталь, не упомянутую в наших детских историях.

Его рассказ раскрыл для меня то, чего я не понимала раньше. Он, казалось, объяснял почти всё. Далмуры искали джинна не просто для того, чтобы загадать одно единственное желание и найти лучшую пустыню, в существование которой они верили. Они искали джинна, чтобы освободить его, потому что знали, что жизнь начнётся заново, когда он будет свободен.

Они не были мятежниками. Они были верующими.

— Ты кое-что забыл, — наконец, прошептала я.

Он оторвал взгляд от своего падшего дома и повернулся ко мне.

— Разве?

— Концовку.

Эту часть истории моя мать непрестанно рассказывала мне, когда я была ребенком. Она всё это время была верующей, и она хотела, чтобы я стала такой же. Я протянула руку к его лицу и нежно коснулась его щеки.

— О том, что надо быть добрым к рабу, потому что однажды он может стать королем.

Он посмотрел на свои ноги, и я увидела, что теряю его в горе и страхе.

Теперь, когда я знала историю Саалима, город виделся мне совсем другим, не таким как он был в тех милых историях, которые он рассказывал мне раньше. Теперь я понимала, что Саалим был больше чем просто человеком, который жил на его улицах. Теперь я видела этот город его глазами.

— Расскажи мне ещё немного о том, каким был дворец, — попросила я в надежде отлечь его от воспоминаний о той роли, которую он сыграл во всём этом.

Осторожно ступая по керамическим осколкам, я направилась к разрушенной стене.

Он провёл меня по задней части дворца. В отсутствии постоянной заботы, без которой было невозможно сохранить сад на границе пустыни, от места, где когда-то росли прекрасные цветущие кусты, остались только песок и растения с небольшими листьями.

Над нами кричали белые птицы, которые пикировали вниз в бушующее море. Последний раз, когда мы были здесь, он назвал их чайками.

— Я бы хотела увидеть его, когда он ещё стоял, — сказала я.

— И я.

Он отошёл от меня и вышел из сада.

— Саалим.

Я протянула руку, желая остановить его, умоляя его посмотреть на меня. Я хотела сказать ему, что он не должен был испытывать такое сильное чувство вины и столько сожаления. Но когда я увидела павший город, я поняла, что будет нечестно с моей стороны ожидать от него бесчувственности после того, что он потерял.

Он развернулся ко мне и сказал, что мы стоим в доме знахарки, где он превратился в того, кем он сейчас был. Саалим так сильно отличался от того парня, которого он описывал в своей истории.

Я встала на колени и начала двигать камушки, представив, что я трогаю те же вещи, которые когда-то трогал Саалим-человек.

«Я люблю тебя всего, несмотря на твоё прошлое». Я прижала пальцы к земле в надежде, что Саалим из прошлого сможет почувствовать это.

— Как ты думаешь, что с ней стало?

— С Захарой? — он посмотрел на горизонт, обнесенный каменными холмами. — Она сбежала в тот самый момент, когда захватчики подошли к её дому. Она была старой и немощной. Вряд ли она далеко ушла.

На земле лежали куски металла и стекла, и я отодвинула камни в сторону, чтобы разглядеть их. Под камнями оказались листы пергамента, которые были на удивление целыми.

Многие слова, написанные на них, растеклись и поблекли из-за влажного воздуха, но я поняла, что это были старые письма. Сейчас было не время сидеть и просматривать их, но мне очень этого хотелось. Мне хотелось хотя бы краем глаза увидеть ту жизнь, которую жил Саалим; понять этот город, который должен был быть возрождён.

— Где были твои комнаты?

Он отвел меня туда, с лёгкостью ступая босыми ногами по острым предметам. Он указал куда-то у нас над головами и сказал, что покои были там. Но потом он указал на землю и застыл. Он встал на колени и подобрал небольшую деревянную фигурку.

— Что это? — спросила я.

— Игрушка… — он долгое время смотрел на неё, и я услышала в его словах удивление. — Из моего детства.

Он протянул её мне. Это был искусно вырезанный деревянный солдатик с длинным прямым мечом на боку.