– Но сердце холодное, – удрученно заметила Лейла. – Наверно, оно и любить не умеет.

– Брось, – хмыкнула Десен, махнув рукой. – Всякое сердце способно любить, просто нужно найти к нему подход.

– И ты думаешь, что сможешь? – наложница удивленно поглядела на нее.

– Я что же, зря училась здесь всему тому, что противные старые калфы нам изо дня в день рассказывали? – улыбнулась Десен с толикой самоуверенности, которую питали, видимо, ее красота и природное обаяние – его она не могла не осознавать. – Я стану его фавориткой и заставлю его забыть о других женщинах. Это будет даже интересно…

– А если не выйдет? Что, будешь как я жалеть себя и плакать, наблюдая за тем, как он берет на ложе других?

– Выйдет, если постараться, – уже без улыбки, серьезно ответила Десен, сверкнув зелеными глазами. – Я уже достаточно прожила здесь, чтобы понять: если ничего не делать, здесь можно и зачахнуть, наблюдая за тем, как кто-то другой борется за место под солнцем и достигает успеха. А я зачахнуть не хочу… Пусть даже я оказалась в рабстве в чужой стране и стала наложницей в гареме, обязанной ублажать чужого мне мужчину, для которого я вовсе и не человек, но я не сдамся. Назло судьбе я еще стану счастливой.

Лейла задумчиво выслушала ее, с толикой уважения поглядела на эту восточную красавицу с изумрудными глазами и почему-то подумала про себя, что ей действительно может улыбнуться удача. Она любит людей, которые смело шагают по жизни и с вызовом улыбаются ей в лицо.

– И что же ты будешь делать, Десен?

– Посмотрим, – неопределенно ответила она и, встав с ее постели, улыбнулась на прощание. – Ладно, пора нам ложиться спать. Спокойной ночи.

– И тебе, – с неожиданным теплом улыбнулась ей Лейла, чувствуя себя так, словно ее душу после разговора с этой девушкой наполнил свет.

И пусть Десен, возможно, вскоре станет ее соперницей, но Лейла знала – она уже проиграла свою борьбу за сердце шехзаде, даже не успев начать ее. Иначе, чем на тихую и покорную рабыню, какой она перед ним из-за смущения и страха предстала, шехзаде Осман на нее не посмотрит и вряд ли вообще позовет к себе снова. Возможно, другой посчастливится стать для него кем-то большим, чем просто развлечением на пару ночей или отодвинутой в сторону и забытой матерью его детей? И кто знает, может такой женщиной и станет эта зеленоглазая смуглянка с очаровательной улыбкой, уверенная в своих чарах и намеренная, несмотря ни на что, обрести свое счастье в чужом и недобром краю.

Дворец санджак-бея в Манисе.

Филиз Султан и не заметила, как пролетели годы ее спокойной и умиротворенной жизни в Манисе. Долго она пыталась примириться с тем, что у ее любви к султану оказался столь печальный конец. Но когда это, наконец, произошло, она перестала терзать саму себя, томиться от любовной тоски и горевать об утраченном. Время стало ее лекарем, и оно действительно исцелило ее, но ценой боли и грусти, растянувшихся на целые годы.

Постепенно пришел опыт, и султанша больше не чувствовала себя в гареме не на своем месте. Теперь Филиз Султан знала, как и что ей следует делать. Ее неуверенность в своих силах исчезла, уступив место степенной и спокойной твердости. И под ее началом гарем Манисы жил в относительном мире и покое. Хотя не редкостью было и нарушение этого покоя, потому что давным-давно было разрушено то хрупкое равновесие, когда матери шехзаде чувствуют себя равными по положению, а наложницы – не обделенными вниманием своего господина, ради которого и томятся в гареме.

И равновесие это было разрушено неожиданным появлением в гареме Манисы одной-единственной женщины. Это случилось много лет назад, но Филиз Султан до сих пор помнила свое потрясение, когда сын, возвращаясь вместе с нею в Манису со свадьбы Нилюфер Султан, по пути вдруг свернул в Старый дворец. Никому ничего не объясняя, он потребовал отдать ему одну из рабынь, которая прежде, как оказалось, служила Нилюфер Султан, но в наказание ее госпожи, пытавшейся сбежать, была сослана Хафсой Султан сюда. Хафсы Султан уже не было на вершине власти, потому никто не посмел противиться воле шехзаде, и он получил желаемое без каких-либо препятствий.

Филиз Султан помнила и тот миг, когда она, в полном недоумении стоя возле своей кареты, смотрела на спину своего сына. Шехзаде Мурад в волнительном нетерпении переминался с ноги на ногу и ждал, когда евнухи приведут ему рабыню, а его мать с болью понимала, что в очередной раз она оказалась настолько слепа, что даже не догадалась о чувствах сына, воспылавшего страстью – подумать только! – к какой-то служанке. Верно, по ней он так печалился в Манисе, а она-то полагала, что он тоскует по дому и семье. Мысли об этом вызывали в ней крайнее возмущение. Недопустимо, чтобы шехзаде, наследник престола, так необдуманно, в пылу чувств нарушал правила и требовал отдать ему рабыню, принадлежащую гарему повелителя и являющуюся даже не наложницей, а простой служанкой.