Не переставая говорить, он протянул назад свободную руку и взял ее за руку. Изабель знала, что он всего лишь пытается отвлечь ее, но из его слов девушка наконец-то получила ответы на некоторые вопросы, и это было определенно легче, чем думать о лошади, стоявшей прямо перед ней.

– Но, очевидно, вы все-таки вернулись в Англию.

– Да. Шесть месяцев назад. Как я уже говорил, год назад мне в плечо угодила французская пуля, но я сумел уговорить командира позволить мне остаться на поле. Затем меня снова ранили, в то же самое плечо. Когда я очнулся, то обнаружил себя на корабле, на полпути к Дувру. Брэм сумел продать мой офицерский патент – и свой тоже – чтобы сопровождать меня домой.

– Брэм. Лорд Брэмуэлл Джонс? – Она положила свою руку на его широкую ладонь, когда он погладил холку Зефир.

Он кивнул.

– Когда я начал ходить, то отправился в коттедж матери, чтобы упаковать ее картины и перевезти их к себе домой. Они пропали. Все до единой. Очевидно, владелец дома решил, что раз она умерла, то все ее вещи принадлежат ему. И не имеет значения, каковы были ее предсмертные пожелания.

Пока Салливан говорил, его голос становился все более суровым и холодным.

– Думаю, что догадываюсь, – осторожно произнесла Изабель, ее щека касалась его плеча, – но кто именно владел этим домом?

– Данстон. Понятия не имею, почему она продолжала жить там, но мама говорила, что ей нравился свет в этом доме. Если ваш следующий вопрос о том, почему она рисовала под именем Франчески Перрис, то она вышла замуж за Уильяма Перриса, когда мне было три года. Он умер два года спустя.

– Вы думаете, что она сохранила привязанность к маркизу? Возможно, именно поэтому она оста…

– Нет, – резко ответил Уоринг. – Думаю, более вероятно то, что она хотела при каждой возможности напоминать ему о его проступках. Отсюда и мое имя.

– Если такова была ее цель, то, кажется, она более жестоко обошлась с вами, чем с вашим отцом.

– У нее было свое мнение о таких вещах, этого у нее не отнять. – Он помолчал. – И гляньте-ка на себя, – продолжил он, его голос смягчился.

Ее рука лежала рядом с его на боку Зефир. У Изабель перехватило дыхание. Так близко к лошади она не подходила уже одиннадцать лет, с тех пор, как ей исполнилось восемь лет.

– Господи, – выдохнула она, внезапно боясь пошевелиться.

– Вы можете почувствовать, как под ее кожей перемещаются мускулы, – произнес Салливан все тем же успокаивающим тоном, – и то, как двигаются ее ребра, когда она дышит.

Изабель не знала, как ему удалось так хорошо понять, что она чувствует, и что ей нужно услышать простые, прозаичные слова, которые поведали ей о том, что это нормально и несложно, и что она может сделать это. Но в настоящий момент девушка ощутила огромную признательность. Она все еще ужасно нервничала, но была благодарна ему. А также испытывала гордость за себя.

Изабель медленно подняла руку и снова опустила ее. Мускулы под ее ладонью дернулись, шкура оказалась более шершавой, чем она думала. Девушка снова потрепала Зефир.

– Вы молодец, Тибби, – прошептал Салливан. – Видите, как она прядет ушами? Зефир прислушивается к вашему голосу. Скажите ей что-нибудь.

– Привет, Зефир, – рискнула проговорить она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. – Ты красавица, не так ли?

Кобыла шумно выдохнула и тряхнула головой. Изабель подпрыгнула, но Салливан накрыл ее руку своей.

– Она просто сказала «привет» вам в ответ, – спокойно заявил он. – Она не попыталась отодвинуться от вас, а ее уши стоят торчком и развернуты в вашем направлении. Вы ей нравитесь.

– Вы уверены?

– Я кое-что понимаю в лошадях, – непринужденно ответил он.

Итак, она сделала это. Нет смысла напирать дальше и уничтожать свой так называемый триумф. Изабель выдернула ладонь из-под его руки.

– Думаю, что на сегодня довольно, – проговорила она, выпуская его рубашку и отступая назад.

– Хотите подержать повод?

– Нет. – Она откашлялась. – Пока нет.

– Вы постоите со мной, когда я пущу ее шагом?

Девушка кивнула. Это она сможет сделать. В данный момент она чувствовала себя так, словно сможет сделать практически что угодно. С улыбкой, которая, вероятно, выглядела настолько же глупой, как и ощущалась, Изабель последовала за ним в центр конюшенного двора.

– Спасибо, – запоздало добавила она.

– Не стоит благодарности. Шагом, Зефир.

Пока девушка разглядывала его профиль, ей пришло в голову, что он никогда не дразнил ее по поводу колебаний в отношении Зефир. Ее семья тоже никогда так не поступала, но ее определенно дразнили по этому поводу почти все, кто приближался к ней на лошади или в экипаже. И все же этот мужчина, который, вероятно, обращался с лошадьми увереннее всех, с кем она когда-либо встречалась, ничего не сказал.