– Не переживай, Федаль. Не понимаю, почему исчезновение Льва ты принимаешь так близко к сердцу, но поверь, я сделаю все, чтобы найти его.

Фаго через силу улыбнулся. Но улыбка его больше походила на оскал. Ему показалось, что даже сейчас Эрнест потешается над ним. В голосе начальника не прозвучало насмешки. Лицо смотрело серьёзно. Глаза – даже немного печально. Но Фаго почти не сомневался, что его слова злые и не искренние. И несмотря на то, что к Эрнесту он не питал никаких чувств, кроме недобрых, и все слова и поступки начальника вызывали в Фаго лишь злость и раздражение, сейчас он вдруг обиделся. Душа его наполнилась горечью. Ему стало так жаль себя, что он с трудом сдержал подступившие к глазам слезы. Весь этот день он пережил как сплошную катастрофу, и нервы его взвинтились до предела. Они вдвоем добрались до площади и там расстались. Эрнест вошёл в резиденцию, а Фаго отвел лошадь в конюшню и по пути оттуда задержался в сквере.

Сквер, расположенный сразу за площадью, представлял собой несколько аллей, густо обсаженных деревьями – каштанами, дубами, платанами. Между ними авиранцы протоптали множество тропинок, чтобы передвигаться по скверу с большим удобством. Вдоль аллей стояли лавки, рядом с каждой благоухали цветочные кустарники. Миниатюрные клумбы, усеянные анемонами, также радовали глаз. Огромная старая пихта стояла в самом центре сквера и считалась его символом.

В сложные минуты своей жизни Фаго всегда отправлялся побродить по парку или лесу. Окружающая природа действовала на него успокаивающе. Он глядел на высокие вековые деревья и повторял: «Суета, все суета. Это все суета». И деревья соглашались, кивая раскидистыми кронами. Ради таких моментов Фаго, всякий раз о чем-то горюя, устремлялся к этим зелёным исполинам и доверял им свои мысли. А если замечал на них насекомых, которые, по его соображениям, могли повредить дереву, то с ожесточением давил их, считая, что таким образом спасает своих верных слушателей.

Сегодня сквер пустовал из-за изнуряющей жары, вдруг упавшей на Авиран и в один день изгнавшей сырость и прохладу. Фаго возблагодарил небо за то, что ему выпал шанс поговорить с молчаливыми гигантами наедине.

Дверь сотрясалась от ударов. Родион открыл глаза и медленно повернулся на шум. Голова его раскалывалась на сотни, тысячи частей, распадалась на кусочки, и возможно, превратится в пыль, если назойливый посетитель не перестанет стучать. Но в дверь забарабанили громче и сильнее. По ту сторону двери вполне мог находиться Каспар. Родион уже приподнялся на локте, открыл рот и вытянул шею, чтобы громогласно, не заботясь о вежливости, отослать гостя восвояси. Но не сделал этого. Внезапная догадка остановила его. Это не Каспар. Удары хоть и сильные, но рука слабая. Похоже стучит женщина. Родион встал, немного постоял, переживая приступ тошноты, оправил на себе смятую одежду, сглотнул и зашаркал к двери. Распахнув дверь Родион увидел Анжелу, горничную из дома Шанталовых. Бледная, напуганная, она перебирала руками складки на своей юбке. Руки у неё были мозолистые, с шершавой кожей, а юбка из грубого полотна, и звук выходил шероховатый, жёсткий, действующий на нервы.

– Доб. рое утро, – с запинкой произнесла Анжела, – Вы ведь брат, то есть вы… вы знаете. В доме Шанталовых. У нас беда настоящая. Госпоже плохо. Госпожа…Ей так плохо, страх берет. Я не видала её никогда такой несчастной. Господин не вернулся сегодня. Она послала за вами. Может вы что-то знаете? Он не у вас?

– Нет, Анжела, – Родион вспомнил свои вчерашние подозрения, и сердце тяжело бухнуло у него в груди.

– У госпожи припадок, – со слезами продолжила Анжела, – ей очень худо. Вы должны пойти к ним.

– Подожди минуту. Я сейчас.

Родион больше не думал о своём неважном самочувствии. Он взлетел вверх по лестнице к себе в спальню и принялся с необыкновенной скоростью переодеваться. «Неужели? Неужели?» – вертелось у него в голове. Скоро он был готов и вернулся к Анжеле. Схватив девушку за руку, он бегом припустил по улице. Анжела едва поспевала за ним. Он тянул ее за собой и не замечал, что бедняжка выбивается из сил, чтобы не растянуться тут же на дороге. Но неожиданно остановился.

– Куда же мы?

– Я не знаю. Вы мне ничего не сказали, – ответила Анжела, пытаясь высвободить свою руку.

Тут Родион заметил, что с силой сжимает ей запястье.

– Извини, – он разжал пальцы и в глаза ему бросились красные следы на белой коже Анжелы, – извини, – повторил он, – я немного занервничал. Надо поймать извозчика.

– А вон он, родной! – крикнула Анжела.

Когда они прибыли на место, Родион расплатился и сошёл с коляски. Анжела спрыгнула ещё раньше, почти на ходу, и уже ждала его у дверей.

– Господин, вы не пугайтесь, там не все гладко, – зашептала она, – такого давно с госпожой не было.

Он вошёл в дом и столкнулся лицом к лицу с дворецким Арманом – высоким сухощавым человеком с козлиной бородой и под стать блеющим голосом. Этот голос поначалу сильно пугал впечатлительную Анжелу. Она не могла отделаться от мысли, что кто-то другой скрывается за ним. Разве можно поверить, что хороший человек может так исключительно походить на нечто козлиноподобное, только что без копыт. Впрочем, не только горничную пугали голос и бородка дворецкого. И даже, возможно, Арману грозила опасность со стороны священников-лжеборцев и разведчиков. Оттого он лишний раз старался не попадаться им на глаза. Но вскоре Анжела освоилась и к всеобщему удивлению стала помыкать степенным дворецким. А тот в свою очередь начал побаиваться горничной. Добрым нравом он не отличался и нередко досаждал домочадцам, но любил госпожу Инессу и только поэтому держался в доме.

Анжела приступила к дворецкому с вопросами.

– Где доктор? Ты привёл его? С госпожой все хорошо?

– Не привёл. Он был занят. И сказал, что подойдёт, как только освободится.

– Чтооо? Освободится!? Надо было идти к другому! Что, если госпоже станет хуже? О чем ты думал? – набросилась на него Анжела, и не слушая сбивчивых оправданий Армана прошла в гостиную. Родион пошёл за ней.

В гостиной он увидел Инессу. Она полулежала в кресле с закрытыми глазами. Если бы не слезы, как будто независимо от неё бежавшие по её лицу, он подумал бы, что она спит.