– Должен быть список призывников, отправленных в части, – предположил я. – Сравнить этот список с изначальным, вот и выявим, кто от армии освобожден.

– В военкомате постоянно человек из особого отдела фронта маячил, крамолу выискивал, в мусорные корзинки лазал, – вздохнул Смирнов. – Девчата для меня копии поостереглись делать. Да и оснований не было военкома, или врача в чем-то подозревать. Военный комиссар губернии у нас с восемнадцатого года служит, человек проверенный.

Да, а у меня-то есть в Архангельском губернском военкомате свои люди? Хм… А ведь до сих пор нет. Упущение. Ну, Смирнов и на должности дольше меня сидит, ему положено везде агентуру раскинуть.

– Тогда так, Игорь Васильевич. Доктора этого, Митрофанова, сам арестуешь, чтобы мне время не тратить, и не искать, а с военкоматом, со списками призывников, разберусь.

Смирнов посмотрел на меня с подозрением, спросил с усмешкой:

– Опять ведь, что-то просить начнешь, вымогатель?

Я раздумчиво почесал затылок, и честно признался:

– Фантазии не хватает. Вроде, мыло ты дал, кормить обещал, а что еще? Небось, у самого ничего нет? У меня в Архангельске такая же хрень.

– У тебя-то хрень? – удивился Смирнов. – Я глянул, у тебя сотрудники в новой форме, и сапоги приличные. Спросить хотел – как умудрился заполучить? Или от интервентов осталось?

Мне стало смешно. Вспомнив, как ходил, выпрашивал для сотрудников шинели и гимнастерки, хмыкнул:

– Так это и не сотрудники вовсе, а бойцы РККА. А красноармейцев Красная армия снабжает, ко мне они только приписаны – вроде, в командировке. А для сотрудников что-то выбить – фиг вам, от Советской власти. Хожу, побираюсь. Что-то в горисполкоме выклянчу, что-то у армейцев. И смех, и грех.

– Всё как у нас, а у нас – как везде, – махнул рукой Игорь Васильевич. – Авось, доживем, когда и нас начнут по высшей категории снабжать.

Смирнов вздохнул, а я не стал говорить, что самое тяжелое у ВЧК еще впереди. Вот, грянет нэп, финансирование на содержание чекистов урежут так, что сотрудники начнут выходить на большую дорогу, а сотрудницы – на панель, станет совсем невесело. Конечно, «наверху» спохватятся, начнут выправлять ситуацию, но сколько людей потеряем? Впрочем, как знать. Новая экономическая политика заявлена чуточку раньше, чем в той истории, все еще может пойти не так. Покамест, надо заниматься текущими обязанностями. Смирнову – отправлять людей за доктором, а мне отправляться в губернский военкомат, благо, что идти недалеко – только через дорогу перейти.

Вызвав на всякий случай пару красноармейцев, а еще Книгочеева с Исаковым (мне что, самому документы читать?) отправился знакомиться с военкомом.

Губернский военком Коромыслин – худощавый высокий мужчина, чем-то напоминавший самого товарища Дзержинского, только моложе, без бороды и усов, не стал меня гнать взашей, норадости от появления в собственном кабинете уполномоченного Особого отдела ВЧК не выразил.

Особенно ему не понравилось, когда я заговорил о том, что некоторые призывники могли получить «белые билеты» незаконно.

– Товарищ Аксенов, – попытался вразумить Коромыслин столичного гостя. – Все призывники проходили строжайшую комиссию, и если кого-то комиссовали, то только по очень уважительной причине. Доктор Митрофанов, и прочие врачи, участвовавшие в осмотрах призывников – уважаемые люди, отличные специалисты своего дела.

– А я с вами спорю? – улыбнулся я военкому, понимая, что ему, как председателю комиссии, неприятно слышать о «проколах» в работе. – Покажите мне список призывников, мои люди посмотрят, сделают выборку – кого комиссовали, по какой причине, сравнят их с личными делами, вот и все.

– Личных дел на призывников мы не заводили – времени нет бюрократию разводить. Моя задача – пополнение Красной армии в самые короткие сроки.

– А учет военнообязанных? Обучение? – спросил я.

Он что, не только личных дел, а хотя бы учетных карточек не заводит?

– Учитывать, дорогой товарищ, станем после войны, – улыбнулся военком. – Вот, разобьем белых гадов, да польских панов, тогда и учет наладим. И военным обучением некогда заниматься, да и некому. Самое главное – в армию человека отправить, а там уже пусть командиры решают. Да мы, на Смоленщине, в восемнадцатом году, только из добровольцев двадцать полков создали!

– Ничего себе, двадцать полков! – с уважением проговорил я.

– У нас в Красную армию сорок тысяч человек вступило. Правда, большая часть добровольцев была из беженцев, – не преминул уточнить Коромыслов. – Из Украины, из Белоруссии, из Прибалтийских республик. Но ведь, какая разница? Двадцать полков – это же сила! Люди главное, а не бумажки. А вы считаете, что нужно разводить бюрократию.

Я пропустил мимо ушей демагогический выпад и не стал говорить, что теперь не восемнадцатый год, а регулярная армия, в отличие, от добровольной, любит порядок и учет, спросил: