— Я тебя услышал, — ответил Игорь, — но…

Его прервал громкий голос Амалзии, объявивший, что завтра они отправляются в путь. С соседних столов раздались радостные восклицания.

— Пир!

— Радость и страх!

Платон, приподняв брови, посмотрел на Игоря.

— Вечером все здесь напьются как свиньи, словно бы прощаясь с жизнью. И мы с тобой тоже, видимо, — пояснил тот.

Таверна наполнилась шумом и потом. Внутрь набились не только караванщики, но и какие-то их друзья и знакомые, а Гиппарх едва успевал подавать еду и напитки, даже с учетом того, что он арендовал сегодня на вечер двух молоденьких рабынь для помощи с гостями.

— Платон!

Обернувшись он увидел широко улыбающегося Лаза. Мужчины обнялись, сели за стол.

— Ты где пропадал? Последние несколько дней тебя не видел вообще, — сказал Платон.

— А, да так, к сестре ездил, — Лаз погладил свою короткую бородку, — она живет в половине дня пути отсюда, несколько лет назад вышла замуж за мелкого землевладельца. Вот я и заезжал погостить.

— И как у неё дела?

Лаз повертел головой, словно бы боялся, что кто-то услышит, потом сказал:

— Да как всегда. Дети, куры, бесконечное ковыряние в земле. Повсюду на побережье считается, что земледелие — это благородное дело, а как по мне так это тоска смертная.

— Так чего ж тогда в городе не остался? Тут Игры были, посмотрел бы сходил, развеялся.

— Да ну их, — Лаз устало потёр глаза, — моя душа всегда в дороге. А тут ещё и в какие-нибудь проблемы влипнуть можно, нахрен оно мне надо. Сейчас, погодь минутку.

Лаз подозвал одну из рабынь, попросил принести вина и хлеба, а тем временем начал рассказывать о том, как он, будучи совсем юнцом, приехал в Псайкру и познакомился в кабаке с какими-то капелийцами, которые праздновали день рождения одного из них. Общий язык они нашли быстро и отправились в другой кабак, по пути распив ещё один кувшин вина. Капелийцы были ребятами веселыми и слегка буйными, в третьей таверне вино лилось уже рекой, а языки заплетались, а потом началась драка. Кто-то выхватил нож, кого-то ударили стулом по голове, только уже было непонятно, кто против кого, как обычно и бывает в таких случаях.

— Ну вот, меня тогда тоже порезали немного, — Лаз оттянул край хитона и показал уродливый шрам размером с большую монету прямо под левой ключицей. — Хрипел я тогда ещё до самой зимы. С тех пор к большим городам настороженно отношусь, слишком они затягивают.

Платон прожевал кусок волокнистого свежего хлеба, отхлебнул ещё вина, отдававшего чем-то фруктовым, потянулся и ответил:

— А мне нравится. Я раньше всё время мотался по всяким нецивилизованным местам, но в городах жизнь послаще да помягче.

— Ага, по тебе видно, — усмехнулся Лаз и пояснил, поймав вопросительный взгляд, — у тебя на лице ссадины, кулаки как у бойца, да и заметно как ты хромаешь. В пустыне ты целее был.

Платон спрятал руки под стол.

— Просто пара небольших инцидентов. Но всё это закончится, как только мы уедем отсюда на Север. Лучше расскажи, как там?

— Как там на Севере? Да так же, как и везде, только меняется всё очень быстро и погода холоднее. У них городов куда меньше, зато есть лорды, которые обычно управляют землей. Впрочем, последнее время землю получают не только лорды, но и разного рода торговцы, земледельцы и прочие, прочие, прочие. Раньше там всё лесами заросшее было, но сейчас многие вырубили, пространство расчистили, дороги построили. В целом, наверное, люди там живут получше чем здесь.

— Я слышал, там могут согнать с твоей земли и отправить тебя хрен знает куда, а детей угнать в принудительное рабство. — Платон сжал кулаки под столом. — Не похоже это на хорошую жизнь.

— Ну, жить бы я среди них не хотел. Прозвища вместо имен, зарубить могут за любую мелочь, рабов вроде как нет, но каждый по сути раб. Деньги всем правят, можешь купить что угодно. — Рот Лаза скривился. — Хоть королем там стань, если денег хватит. А если не хватит — будешь хуже грязной свиньи.

— И всё же они живут они лучше?

— По итоговому счету — да. Они варвары, дикари, но очень богатые и умелые дикари. Хочешь совет? Аккуратней с ними. Твои слова могут убедить караванщиков, но вряд ли убедят северян, потому что половина из них верит в силу, а вторая половина — в деньги.

Платон вздохнул. Еда и вино как-то резко потеряли свой богатый вкус, слишком уж то что говорил Лаз походило на то, с чем приходилось сталкиваться в прошлой жизни. Право сильного и вера в то, что можешь купить что и кого угодно — именно это он ненавидел с детства, чуть ли не с того момента как увидел первого хулигана.

— Кстати, про тебя спрашивал тот старик, — сказал Лаз.

Платон покрутил головой, но не увидел никакого старика.

— Какой еще старик?

— Тот, что с Игорем болтает. Если так можно сказать про разговоры с Игорем. — Лаз указал рукой на один из столов. — Он вроде летописец или что такое.

Платон обернулся. Рядом с Игорем действительно сидел седой высокий старик, замотанный в огромную хламиду, рукава прикрывали костистые пальцы едва ли не до ногтей, воротник скрывал шею, лицо покрыто сетью морщин. Летописец увлеченно что-то рассказывал, но Игорь только отрицательно мотал головой периодически.