Ловлю ее встревоженный взгляд.

Пусть говорит, что угодно. Пусть убеждает себя. Наплевать. Между нами дикое притяжение, которое нереально отрицать. Нас магнитом припечатывает. И так будет всегда. От правды не убежать.

– Я расскажу тебе, как все было, - тихо произносит она. – Расскажу даже то, что нельзя. Но от этого ничего не поменяется.

Конечно, не поменяется. Мы никогда не разойдемся и не расстанемся.

Глава 8

– Я хочу пить… тебя.

Фраза после которой моя жизнь раскалывается на две части. Уродливые трещины разрезают привычную реальность, жестко отсекают от меня абсолютно все, что я люблю и ценю. Семью. Родных. Друзей. Сердце кровоточит. Будущее рушится. Мой мир разбивается вдребезги, разлетается на осколки. Ничего нельзя спасти. Время невозможно повернуть назад.

Я много раз прокручивала эту сцену в памяти, пыталась понять, где я допустила ошибку, могла ли исправить положение, действовать иначе.

Вот мы с Захаром заходим в комнату награждений, ребята еще не разошлись, вокруг толпа народа. Голос Арины заставляет повернуться, а дальше, практически в ту же самую секунду раздается выстрел.

Был ли у меня шанс увернуться? Спрятаться? Успел бы Захар меня прикрыть? Оттолкнуть в сторону? Сумели бы вмешаться охранники университета?

Я разбирала картины прошлого и четко понимала: нет. Все произошло слишком быстро. Молниеносно. Никто не ждал такого поворота. Полный шок.

Я сама не осознала, что случилось. Как? Почему? Просто погрузилась в холод. Онемела, едва ощущала боль. Ноги подогнулись, колени ослабели. Я бы рухнула, однако Захар подхватил на руки, сгреб в объятия, не позволил отключиться сразу. Парень постоянно обращался ко мне, пробовал достучаться до разума, запрещал ускользать. Он сжимал мои ладони, вглядывался в мои глаза, и меня раздирало не столько от свинцовой пули, сколько от агонии в его полыхающем взгляде.

Это все? Финал? Вот так?

Происходящее казалось дурным сном, жестоким розыгрышем, обрывком фильма, который я случайно увидела и теперь бредила наяву.

Но моя кровь была настоящей, жгла пальцы, вытекала изо рта. Может, ее было не так много, только повсюду расползалась багровая пелена. Реальность застилало красное марево.

Тогда я совсем не думала о смерти, потому что мало кто думает о смерти в восемнадцать лет.

– Я хочу пить, - прошептала, стараясь крепче стиснуть пальцы Захара, запомнить тепло его кожи. – Тебя.

Парень дотронулся до моих губ, впился ртом жадно и отчаянно, будто пытался вернуть обратно, вытащить с того света, исправить непоправимое, передать собственные силы, влить жизнь вглубь по каплям.

Увы. Поцелуи могли исцелить только в сказке. Там они обладали безграничной магией, уничтожали любые темные заклинания. А мы были просто людьми. Наш поцелуй оказался моим последним воспоминанием.

Я погибла там, посреди проклятого университета, толком ничего не осознав. Нырнула во тьму и забылась. Следующим кадром стал белоснежный потолок.

– Она будет жить?

Мужской голос показался знакомым, царапнул сознание. Резкий, отрывистый, хриплый. Он походил на голос Захара, но явно принадлежал человеку постарше.

– Еще рано делать прогноз.

Тоже мужчина. Но его я точно не знала.

– Она открыла глаза, - заметил тот, кто заговорил первым, но я его не видела, звук доносился откуда-то сбоку. – Это нормально? Хороший знак?

– Так бывает, пока трудно оценить ситуацию. Нужно время.

Мое сознание снова затуманилось.

О чем эти люди говорили? О ком? Я не могла ничего сообразить, даже простейшие вещи казались невероятно тяжелым ребусом.

Темнота сменялась светом. В ноздри забивался специфический запах. Больничный. Аромат абсолютной стерильности. Раздавался писк неведомых аппаратов. Меня перемещали и перекладывали, ко мне подключали какие-то трубки. Все мелькало отрывками, нельзя было ни за что зацепиться. Я слышала обрывки диалогов, но практически сразу их забывала. Разум находился в постоянном дурмане. Надо мной вспыхивали яркие лампы. Я видела людей в медицинских масках и белых халатах, а потом перед глазами возникало лицо мамы, она очень оживленно рассказывала о чем-то, однако я не разбирала слов. Становилось труднее разбирать, где сон, а где настоящее. Я понимала, что ранена, прохожу через операцию. Ждала в палате своих близких, ведь им должны были сообщить о случившемся. А после казалось, что родные побывали рядом, я пропустила момент, не успела их встретить или же забыла. Я как будто постоянно находилась под наркозом или под успокоительными препаратами, переставала различать мир вокруг, блуждала в густых сумерках.

– Соня, – кто-то звал меня издалека, сжимал мои пальцы до хруста костяшек, но я не ощущала боли, оцепенела от холода. – Соня, вернись. Соня… просыпайся. Слышишь? Моя малышка. Возвращайся ко мне.

Мужской голос. Но это точно не был мой папа. Шепот будоражил сознание, развеивал туман в голове.

Я напрасно пыталась открыть глаза. Веки отяжелели. Не удавалось шевельнуться, тело отказывалось подчиняться.

– Соня!

Это прозвучало неожиданно громко. Близко. Жаркое дыхание опалило мои заледеневшие ладони.

– Соня! – в мужском голосе таилось столько ярости, отчаяния и горечи, что меня изнутри опалило огнем. – Ты вернешься ко мне. Вернешься!

Захар?

Я открыла глаза, слабо дернулась, пытаясь оглядеться по сторонам. Никого не было рядом, лишь аппараты пронзительно пищали, стрекотали над ухом. Я зажмурилась.

Мне опять привиделось? Как с родителями? Никто не приходил ко мне с тех пор, как я здесь оказалась. Но голос, ощущение сильных горячих пальцев. Все казалось таким реальным.