– А ты зубастая.

Его губы дернулись, изобразив слабое подобие улыбки, а в глазах промелькнула странная тень – не то удивление, не то одобрение.

– Но нельзя кусать руку, которая может тебя спасти, - ледяным тоном прибавил ректор. – Досадное недоразумение не выйдет за пределы университета. Поверь, я знаю методы сокрытия информации. Бывали случаи похлеще, но ни об одном из этих инцидентов не пронюхали газетчики. А если и пронюхали, то не рискнули открыть рты. Студенты тоже молчат. Изнасилование Арины обсуждали дольше и больше, чем историю со стрельбой.

Меня передергивает от одного лишь звука этого имени.

Арина.

Грохот выстрела. Грудь обдает холодом. Кошмар возвращается с новой силой, затмевает сознание мороком.

– С ней все не так просто, - медленно выдаю я, стараясь унять рефлекторную дрожь.

– Я знаю, - небрежно бросает Громов. – Девка разыграла спектакль. Никто ее не насиловал.

– Зачем она, - сглатываю. – Почему…

Я так и не могу закончить вопрос.

– Деньги решают все, - отвечает ректор.

– Ей что, - запинаюсь. – Просто заплатили?

Мне было сложно поверить, что все настолько легко, что один человек может пустить пулю в другого. Не бандит, не киллер. Самая обычная девушка готова выстрелить за деньги.

– Без разницы, - отмахивается Громов. – Заплатили. Пригрозили. Не важно. Тебе пора подумать о своем будущем, о том, какую выгоду ты можешь получить.

– Не надо никакой выгоды, - выпалила я. – Вы издеваетесь? Черт, я хочу увидеть родителей. Больше ничего не нужно.

– Интересно. Так ты готова подвергнуть их опасности?

Я заледенела изнутри.

– Вы сейчас о чем?

– Девочка, люди, которые заказали твое убийство, до сих пор на свободе. Кто даст гарантию, что тебя не попытаются убрать снова? Другим способом. У них много ресурсов. Богатая фантазия.

– Но есть же полиция… программа защиты свидетелей…

Я замолчала под его взглядом, осознавая, насколько глупо и наивно звучат мои слова. Отца Захара убили в «Клетке». Так хотели убить и меня.

Я выжила, потому что повезло. Чистая случайность.

– Мы не знаем их дальнейшие планы, - заявил Громов. – Все уверены в твоей смерти, а значит эти ублюдки празднуют. Они добились своего, ударили по единственному больному месту Захара, теперь наслаждаются его страданиями. Пусть так и остается. Пусть радуются дальше.

– Подождите, - во рту пересохло. – Захар думает, что я умерла? И мои родные… они тоже… они считают меня погибшей?

– Я оплатил не только твое лечение, но и похороны, - невозмутимо сказал ректор. – Я позаботился о том, чтобы твои близкие люди ни в чем не нуждались. Тебе не стоит переживать.

– Похороны? – роняю глухо, не могу больше ничего из себя выдавить.

– Красивая церемония.

– Вы… вы больной, - пробормотала сдавленно. – Как вы можете так спокойно обо всем этом рассуждать? У моего дедушки проблемы с сердцем. Бабушка…

– Хватит, - резко оборвал. – Не лучшее время для истерики, девочка. Твоя семья в полном порядке.

– Бред, - лихорадочно замотала головой. – Вы с ума сошли. Я должна срочно с ними связаться. Должна все объяснить.

– Они примут эту утрату, - отрезал ректор. – У них не останется другого выбора. А ты прими тот факт, что вытащила счастливый билет в новую жизнь.

– Дайте мне телефон, - сказала и попробовала соскочить с койки.

– Кончай дергаться.

Громов занес палец над кнопкой вызова врача.

– Хочешь, чтобы я поработал над твоей памятью?

– В смысле?

– Если тебе настолько тяжело, то я помогу. Прикажу провести курс интенсивной терапии, после которого ты собственное имя не сможешь вспомнить.

Проклятье, а ведь это реально. Мужчина способен на все. Наверное, для него было бы проще, если бы я потеряла память. Боже, да на такой поворот и рассчитывали. Иначе почему Громов заявился ко мне после слов о визите Захара и выстреле?

А может, врачи и пытались добиться такого эффекта, накачивая меня лекарствами. Намеревались стереть хотя бы самые свежие воспоминания. Паранойя или нет, но тут можно любой подлости ожидать.

– Пойми, девочка. Если ты вернешься к семье, то всех подставишь под удар. Будут целиться в тебя, зацепят тех, кто рядом.

Ректор продолжил говорить, но мне становилось все труднее слушать. Паника охватывала сознание.

Я не хочу терять память. Не хочу забывать. Я не хочу, чтобы мне промывали мозги, добиваясь эффекта амнезии.