Неподалеку от кофейни, в которой хозяйничал русский кубинец Мигель, возвышался храм. Он горделиво дырявил куполами темно-серое небо, и у меня закралась нелепая мысль зайти внутрь. Я не была в церкви так давно, что внезапно настал момент, когда заявляться уже стыдно. Вроде старых приятелей, с которыми лет десять как потеряна связь. И они очень странно на тебя посмотрят, если ты вдруг объявишься на пороге и попросишь соль.

Но я бы зашла, да… Собралась бы с духом и зашла. Если бы не мысль: как там смотрят на тех, кто умудрился заложить в ломбард собственную душу? И прилично ли о таком вообще рассказывать?

Это ведь не почку продать. Без почки жить можно.

Я спрятала нос в ворот пальто и прошла мимо. Нет, тут меня тоже не ждут.

И все-таки внутри зрела болезненная потребность выговориться. Оставался последний вариант – признаться во всем Рогозину. Последние пару лет Алексей Николаевич опекал меня, как дальний родственник. Он не навязывался с советами, но при возможности отводил беду, поддерживал, вселял уверенность в себе.

Вряд ли он сможет чем-то помочь, но хотя бы выплачусь ему в жилетку. Заодно предостерегу насчет «вашингтонского профессора»! Надо только время выбрать, когда безрогого не будет в университете.

Из распахнувшейся двери вышел импозантный мужчина в длинном пальто, и на меня дыхнуло пробуждающим ароматом свежей выпечки и терпкого кофе. Похоже, я прибыла к пункту назначения. Внутри было пусто, только женщина средних лет о чем-то болтала с молоденьким кубинцем.

Шустрая помощница выкладывала увесистые пироги на застекленный прилавок. Позади нее молодой мужчина живописно ругался с огромным кофейным аппаратом, с кучей хромированных трубок и вентилей. Тот издавал в ответ какое-то жалобное дребезжание. И надо было ему сломаться именно в этот день?

Парень помоложе выдал женщине пакет чего-то до безумия ароматного. Настала моя очередь. На золотистой табличке, небрежно прицепленной к карману голубой рубашки с коротким рукавом, значилось «Хосе». Не Мигель.

– Ола, ми амор! Таким красавицам в этот час еще положено спать, – лучисто и белозубо улыбнулся парень, в отличие от меня, бодрый до неприличия.

Я горестно вздохнула. Конкретно этим красавицам (что тоже весьма спорно после пяти часов демонического бреда), «положенным» на адский коврик, видимо… не положено.

– Чего сеньорита желает?

– Ей двойной эспрессо, компанеро. Черный, как у черта в… преисподней, – хохотнул тот второй, который, видимо, и был Мигелем, и азартно мне подмигнул. – Термос знакомый, чика – нет… Как звать, ми вида?

– Олеся, – ответила на выдохе, понимая, что познакомиться не помешает.

С моими кофеварительными талантами видеться нам придется часто. И, предположительно, именно в эти часы.

Хосе направился к кофейному аппарату попроще, пылившемуся в запасе, и мое сердце обеспокоенно тренькнуло. Что, если черта не устроит приготовленный в нем напиток? Но выбора не было все равно. Где я в такой час еще раздобуду кофе?

– Химена еще яичный пирог брала. Положить? – бросил Мигель через плечо, продолжая возиться с заглючившим аппаратом. Поймав его взгляд, я кивнула. От дразнящих запахов сводило внутренности. – Хосе, организуй. Дос?

– Три, – поправила я, вспомнив про не спавшего всю ночь Витторио.

Я, может, и пленница в каком-то смысле, но это не мешает мне проявлять дружелюбие. Тем более, что денег, выданных чертом «на расходы», хватило бы, чтобы скупить весь прилавок.

– Аста луэго, линда! – растекся в улыбке Хосе, выдавая мне термос и бумажный пакет. – Хорошего дня!

____________________

«Ола!» /Hola/ – Привет!

«Ми амор» /Mi amor/ – Моя любовь! (распространенное обращение к девушкам на Кубе)

«Компанеро» /Companero/ – Приятель

«Чика» /Chika/ – Девочка

«Ми вида» /Mi vida/ – Моя жизнь (тоже распространенное обращение к девушкам на Кубе)

«Дос» /Dos/ – Два

«Аста луэго!» /Hasta luego/ – До скорого!

«Линда» /Linda/ – Красавица (оно самое, распространенное обращение к девушкам на Кубе)

_____________________

***

В том, что день будет хорошим, я сильно сомневалась. Небо, казалось, стало темнее, а не светлее, когда я вышла из кофейни. Золотые купола едва мерцали под насупившимися облаками, и в рассвет верилось все меньше.

Я встала и засмотрелась на хмурые, ленивые отблески. А что, если именно сегодня солнце не взойдет? То-то черт рассердится.

Красный луч ковырнул церковную маковку, и, как в пинболе, мигом отразился от нескольких других, набрав наивысший балл. Рассвет все-таки решил случиться.