— Мам, — из горла вырывается жалобный писк, — они меня нашли. Эти долбанные сектанты меня нашли.

Рассказываю ей о неприятной встрече, не скрывая подробностей. Меня натуральным образом трясет от страха. Руки не слушаются, голова, охваченная паникой, соображает плохо.

Слезы нескончаемым потоком текут по щекам, капая на свитер, а сердце сжимается от боли. Не получается принять мысль, что моего доброго, заботливого и, к сожалению, слабого папы больше нет. Почти двадцать лет я тешила себя мыслью, что он сделал свой выбор, решив остаться с Оксаной, и счастлив. Возможно, это он уговорил секту оставить меня в покое и поплатился за это.

— Боже… — шокировано выдыхает мама.

— Выдела бы ты Павла. Он настоящий псих. Мам мне страшно. Я не могу к ним вернуться, тем более с Максимом.

Я всхлипываю, судорожно вытирая, слезы и достаю бутылку воды из холодильника.

— Как же Николай допустил, чтобы в их семью пробралась такая паскуда?

— Да, ладно, мам, — сажусь за стол, отпивая воду из горлышка, — если посмотреть со стороны, то кажется, что Леша изменился в лучшую сторону. Я тоже не придавала значения мелким деталям, не раскусила их схему. Даже ты сегодня говорила присмотреться к нему.

— Прости дуру. Хорошо, что ты не прислушалась.

— Мам, ты ни в чем не виновата. Но нужно как-то защитить Максима.

— Солнышко, послушай, — голос мамы становится тверже, — звони Аленке, собирай все, что можешь и уезжай к ней. Вряд ли сектанты смогут протянуть свои щупальца до Москвы. А я Лебедеву позвоню, Константин Михайлович поможет с работой. Квартиру я выставлю на продажу, наскребем на первый взнос.

Решение кажется разумным, но…

— Мам, а как же вы?

— Позаботься о себе и сыне, а с нами все будет хорошо. Обещаю.

23

Поговорив с мамой, сразу перезваниваю Леле.

— Привет, Танюш. Соскучилась?

Голос сестры веселый, и мне не хочется портить ей настроение, втягивая в свои проблемы. Задумываюсь, не отложить ли разговор, но для подобной новости вряд ли появится подходящий момент. И страх пинает под ребра, подгоняя сбежать и спрятаться как можно скорее.

— Лель, — стараюсь придать голосу беззаботности, но он все равно дрожит, — твое предложение о переезде имеет срок давности?

В трубке воцаряется тишина. Я понимаю, что напрашиваться к ним с Димкой неуместно. Но может примут хотя бы на пару недель.

Видимо предложение уже неактуально, сестра продолжает молчать, и я думаю, что она просто не знает, как мне отказать, чтобы не обидеть.

— Тат, если ты сейчас скажешь, что это шутка, то я сию секунду закажу билет, приеду к тебе и огрею микроволновкой.

— Не получится, — уголки губ сами собой приподнимаются в подобии улыбки, — она у меня встроенная.

— Значит сковородой. Они-то у тебя к плите не прикручены, — шутливость разговора, приносит облегчение, но после паузы Алена серьезно спрашивает. — Тат, что случилось?

Не могу усидеть на месте. Рассказывая повторно о недавних событиях, убираю со стола, протираю поверхности, хотя на кухне идеальная чистота.

— Боже, Тата, какого черта им от тебя надо?

— Без понятия, Лель. Похоже старпер Павел вышел на новый уровень своей извращенной фантазии. Видите ли Оксана стала старой, а ему подавай молодое тело.

— Какая мерзость! — возмущается сестра. — Меня сейчас стошнит.

— А представь какового было мне. Я-то думала, переехав за шестьсот километров, смогу навсегда вычеркнуть этот ужас из памяти.

— Тат, а ты уверена, что твоего папу убили? — задает Леля неожиданный вопрос.

Я замираю, переставая оттирать несуществующее пятнышко со столешницы.

— Честно? Нет. Его смерть вполне могла быть случайностью. Но в глазах Павла мелькнул такой блеск, будто лезвие ножа отразилось, вот я и подумала…

— Знаешь, я раньше часто задумывалась: неужели никто не ищет бедолаг, которые туда попали. Ни родственники, ни друзья. Насколько помню, твои родители были уже в сознательном возрасте, когда там поселились.

— На счет Оксаны я не в курсе. Только знаю, что ее привела наша соседка. Они так и остались лучшими подругами. А отец детдомовский. Рано начал пить, курить, наркотиками баловался. Он говорил, что на одной из гулянок у кого-то на квартире поймал такой трип, что вошедшая Оксана показалась ему ангелом, и он сразу влюбился. Как по мне, это больше похоже на одержимость. Папа и меня любил и защищал от нее. Но все равно вернулся в поселение, ради женщины, которая его ненавидела.

В душе ядовитым цветком распускается обида, но она быстро усыхает под палящей болью. Я его больше никогда не увижу. Раньше жила надежда, что однажды папа навестит меня, и я познакомлю его с внуком. А теперь ни отца, ни надежды.