Не обращая на раны ни малейшего внимания, он снова тряхнул Розвен, приблизив ее к себе.

— Повзрослей уже, наконец, чокнутая капризная сучка!

Но она еще сильнее вонзила в него свои когти. Рун почувствовал момент, когда они царапнули кость в его руке.

— Я отдала ей все, — прошипела Розвен.

— Да нихрена ты не отдала, — раздраженно отозвался он, швырнув ее на землю с такой силой, что не столько услышал, сколько ощутил под пальцами, как у девицы внутри что-то хрустнуло. С ее губ сорвался сдавленный крик. Розвен выгнула спину дугой, пытаясь вывернуться из его хватки. — Заткнись. Ничего с тобой не случится, ты скоро исцелишься. Чего не скажешь о Распутине, который запросто мог бы сломать себе шею, когда ты бросила его.

— Да хорош, — выдохнула она, снова вцепившись в его руку. — Сомневаюсь, что ты переживаешь об этом уродце больше, чем я.

— Я понимаю его лучше, чем ты думаешь. Он альфа-самец. И все его выходки легко поддаются воспитанию при должной тренировке, — он наклонился к ней. — А еще я не шатаюсь по округе, убивая или калеча всех вокруг только потому, что что-то пошло не так, как я хочу. Ты получила розовый листок (Извещение об увольнении. Первоначально печатались на бумаге розового цвета тж. walking ticket;- прим. перев.). Так что прими это и двигайся дальше.

— Она просто вышвырнула меня, как какой-то мусор, — слезы блестели в красных глазах девушки-Вампира.

— Да? Ты реально так думаешь? — он закатил глаза. — Да она чересчур терпелива к тебе. Врываться к нам в коттедж? Хлопать дверьми, словно долбанный подросток? Ты что, стала бы счастливее от того, что покалечила ее собаку?

Розвен ничего не ответила, но Рун прочел всю правду в ее глазах. Ей на самом деле хотелось причинить боль Карлинг, и потому она совершенно осознанно швырнула Распутина на землю, надеясь, что тот-таки получит травму.

— Знаешь, — продолжил он, — Драгос бы уже давно разделал тебя на кусочки, если бы ты попыталась вести себя с ним так, как сейчас поступаешь с Карлинг.

Розвен посмотрела на него с отвращением.

— Да стоило лишь тебе объявиться, и она просто избавилась от меня, — выплюнула она.

— Она тебе кто? Спутник жизни, любимый человек? Она что, изменяла тебе? — Рун замолчал. Розвен со злобой уставилась на него, но не вымолвила ни слова, тогда он продолжил. — Думаю, не ошибусь, если скажу, что нет. Надо ли ей избавляться от своего слуги, раз появился я? Погоди-ка, кажется, снова ответ «нет».

— Раньше я была ей нужна. Кроме меня у нее никого не было. А ты все испортил.

Так, все гораздо запущеннее, чем он предполагал. И его терпение уже на исходе.

— Я вижу, что до тебя никак не дойдет. Вот, что мы сделаем, — сказал он.

Рун перехватил ее так, что теперь держал за руку и за ногу. Она снова попыталась освободиться, выкручиваясь из его хватки, но ему не стоило особых усилий сдерживать ее конвульсии. Он поднялся на ноги и закинул ее подальше на пляж. Рун зашагал к ней, пока она кубарем катилась по песку.

Розвен, наконец, собралась, поднявшись на четвереньки. Когда он приблизился, то увидел, что лицо ее утратило свои человеческие черты и исказилось каким-то животным, хищным оскалом.

Сколько раз он уже сталкивался с подобным: золотая молодежь, наделенная Силой, этакие перебравшие с алкоголем полубоги, в приступах беспричинной хандры устраивающие дебоши, транжирили свои таланты, терроризируя тех, кто слабее. Рун не выносил этого. Он присел на корточки возле нее, оперся почти исцелившейся рукой на колено и невозмутимо посмотрел в ее лицо. Постепенно звериный оскал оставил ее черты, сменившись проблесками холодящего страха.

Розвен прекрасно понимала, что нападать на него бесполезно, хотя он видел, как сильно ей этого хотелось.

— В прошлом ты хорошо относилась к Карлинг и только поэтому я не убью тебя, хотя мне очень этого хочется. Но сейчас ты соберешь манатки и исчезнешь, и, возможно, когда-нибудь ты осознаешь, что не все в жизни крутится вокруг тебя. Хотя, наверное, не осознаешь. Да мне плевать. От тебя мне нужно только одно: чтобы ты держалась подальше от Карлинг и от собаки, потому что если ты не сделаешь, как я сказал, то я собственноручно вырву каждую твою конечность, сожгу их на костре и заставлю тебя наблюдать за этим. Кстати, в таком виде Вампиры могут жить еще очень долго, — произнес он.

— Ты не сделаешь этого, — прошептала она.

Он приподнял брови.

— Проверь.

Страх на ее лице стал еще глубже. Он понял, что, наконец, достучался до нее. Рун никогда не понимал, почему люди постоянно забывают об этой его стороне.

— Я даже не могу попрощаться? — она уже не пыталась показаться жалкой или взывать к его человечной стороне; она просто спросила прямо, голосом, лишенным любых эмоций. Лишь красные глаза, гипнотизируя, ловили его взгляд.

— Нет, — ответил он. — Не после того дерьма, что ты тут продемонстрировала. Я больше не доверяю тебе. Увижу тебя снова — сразу прикончу. Никаких оправданий, никаких разговоров, никаких вторых шансов. Мы поняли друг друга?