— На твоём кукольном личике печать боли и прожитых лет. — Гражеца уже давно вернула сына в колыбель и сидела передо мной на корточках. — Что тревожит твоё сердце, дитя?

— Вы верите в переселение души, Ваше Величество?

— Что? — Императрица округлила и без того большие глаза, отчего чёрная пропасть ещё больше расширилась. — Ты смотришь на меня так, будто ждёшь ответа, — поморщилась она. — Что с тобой сделал этот человек, Диела? Отчего твои глаза полны печали, а губ не касается улыбка? Почему твой смех похоронен под гнётом чужой ответственности?

Надо сказать, что Гражеца была безупречна в своей красоте и тем ненавистна большинству герцогских домов. Одни завидовали до смерти, другие ненавидели до припадка. Женщины, конечно. Хотя и среди мужчин ходили слухи о её небывалой любвеобильности.

О ней слагали песни поэты, её красоту боготворили, невзирая на гнев императора и его ревность. Но сама Гражеца это игнорировала, оставаясь в тени супруга и дворца.

Луна империи в глазах подданных была неприступной скалой, в самом центре первозданного моря. Но сейчас…

Я дотронулась до щеки Её Величества и повторила вопрос.

— Вы верите в переселение души Ваше Величество?

Гражеца вздохнула, оправила несуществующую оборку на моих лохмотьях и посмотрела в сторону дверей.

Наверное, я сошла с ума, думала я, пока ожидала ответа. На самом деле, если бы она рассмеялась и перевернула всё шуткой, я бы вздохнула с облегчением, но… вопрос задан. А слово, как известно, невозможно вернуть.

Можно подумать, что будь я старше и воспитана по всем правилам высшего обществ, то посмела бы задать его. И ведь как удобно, я усмехнулась.

— Я осмелюсь предположить, что маленькая Диела де Гралья знает гораздо больше того, что позволено возрастом. — Императрица прищурилась, скрывая искры веселья и легко поднялась. — Ну что ж, маленький страж, я отвечу. Да, я верю. На моей родине есть место упокоения предков, куда приходят с просьбами вернуть долг роду и возродиться вновь в чреве жены главы. Мы. — Она на мгновение прикрыла глаза и шумно вздохнула. — Они верят, что подобное возможно.

— Тогда. — Я поёрзала, стараясь устроиться поудобнее и улыбнулась. — Вы одна из таких рождённых заново предков?

— Когда ты… Ах, вот как. — Гражеца прижала изящные пальчики ко рту и тихо рассмеялась. — И как я не смогла сразу разглядеть.

— Что разглядеть?

— Твоё сердце, Диела. — Она прижала кончики пальцев к моей груди и нахмурилась. — Оно пронзено тысячами осколков боли. Таких, как ты и я можно опознать по израненным сердцам. Это не видно магам или магическим существам. Только таким, как мы. А твой случай… Уж не бог ли здесь постарался?

Я захлопнула рот и перестала дышать.

Это много. Гораздо больше того, на, что я рассчитывала.

Повторнорождённая Гражеца и перерождённая я.

Во что играют боги?

— Любимая!

Император ворвался в покои как раз в тот момент, когда я хотела задать главный вопрос. Знает ли моя императрица о том, что боги играют и делают ставки? Если да, то какие именно боги в этом участвуют?

Слова Святейшего о том, что не он один заинтересован в нашем мире выжгли мне душу. Я не знала куда бросаться и что искать. В вопросах вероисповедания других народов я была абсолютно слепа.

Ведь, что ни говори, а мир, наполненный болью и отчаянием, мир, погрязший в крови людей и утопленный в их страхах нужен не только демонам. Ведь так?

И если в Азарье появился свой бог, тот, кто направо и налево раздаёт свою силу, значит, есть и тот, кто может его победить?

То, что это не мой Святейший я поняла тогда, когда он отказался вмешиваться. Справедливость Святейшего действовала только в физическом мире и была обоюдоострым мечом.

А вот мир богов я видела погрязшим в интригах и разврате. Потому что чистый и полный света небожитель никогда не сделает ставку на то, сможет ли одна хрупкая девушка повернуть историю вспять.

И да. Это относилось и к Святейшему.

Потому что этот пройдоха тоже делал ставки.

— Любимая? Ты плачешь?!

Аганеш подхватил жену на руки, осторожно сел на пол и начал баюкать Гражецу.

— Всё в порядке. — Она отвела его руку от своего лица и всхлипнув, улыбнулась. — Неши, обещай, что ты сделаешь всё, чтобы этот ребёнок не вернулся в то место. Обещай, — с нажимом повторила она.