Трудно справиться с бешеной энергетикой белых ночей.

Лето казалось бесконечным. Странно, что обычно короткое ленинградское лето растянулось, как резинка, через которую прыгают девочки. И я совершаю неуклюжие ленивые прыжки из одного дня в другой.

Дни как будто бы заняты. Но на работе слишком тихо. Некуда применить мои способности освобождённого секретаря комсомольской организации. Звучит так, как будто бы запорхали в воздухе словечки типа «ярость», «нетерпимость», «оголтелость». Нет, на самом деле я друг и защитник моих подопечных, учащихся ПТУ, и ещё организатор их незатейливого досуга.

Никаких собраний, где пробирают за ничтожные проступки. Моим учащимся хорошо со мной, а мне с ними. Они моя гордость. Едешь по городу и видишь плоды их ученического труда. Вот там клумбы с узором из тюльпанов и нарциссов, а там – яркие, пышные кустарники. Это они создали такую красоту на своих многочисленных практиках, а сами всего этого не видят – разъехались по своим далёким уголкам. В летние месяцы коридоры училища пусты, шаги отдаются гулко, в кабинете неуютно, холодом тянет от непрогретых стен.

А домой ведь не хочется. Там пасмурно и некому развеять эту хмурь. Не получилось у нас с мужем быть солнцем друг для друга.

Развлекаюсь телевизором. С утра до вечера идут передачи про нашу Олимпиаду. Увы, не все большие мастера прибыли в Москву. Политика. Мало кому в мире нравится наше вторжение в Афганистан. И поэтому объявлен бойкот московской Олимпиаде.

А на экране упоение. Радость достижений, победы. Этим спортивным праздником мы все наслаждаемся и обсуждаем необыкновенное для нас, советских зрителей, грандиозное представление открытия Олимпиады.

И вот уже улетает «наш ласковый Мишка», талисман этой Олимпиады, на связке воздушных шаров ввысь и там, в голубой бездне, пропадает. У тех, кто на стадионе, захватывает дух от неотвратимости конца любой сказки. Слёзы льются рекой по обе стороны экрана. Завершилось такое мощное событие этого лета.

Душа просит продолжения праздника, и моя подруга Марина утаскивает меня в Ялту.

– Представь, мой дядя говорит, мол, дорогая племяшка, могу послать тебя в лучшую гостиницу города Ялты, в гостиницу «Ялта». Короче, сплошная «Ялта». А это Интурист. До тебя доходит?

– А с чего вдруг? В этот самый Интурист разве можно нам, простым смертным?

– Мой дядя говорит, что можно. Потому что там, в интуристовских гостиницах, всё было подготовлено для приёма иностранных делегаций, а их-то и нет. Выступили на Олимпиаде и сбежали. Ты ведь знаешь о бойкоте. Кто-то вовсе не приехал, а кто-то после соревнований сразу отчалил восвояси. Никаких поездок по нашей стране.

– Ой, хочу поехать в Ялту-«Ялту» вместо иностранной делегации. Насладиться Крымом. И солнцем, и морем. И лучшей гостиницей.

– Едем! Нет, летим на самолёте, чтобы скорее, чтобы сразу туда, в самую середину интуристовского комфорта. А твой муженёк не будет против?

– Не посмеет. Что, он не понимает, чт'o значит летом гостиница для интуристов в Крыму, в Ялте? Это же случай, нечаянная удача.

– И билеты на самолёт будут, для дяди это не проблема.

– Спасибо твоему дяде!

Два года без отпуска, только хирургия в больнице скорой помощи и бесконечная учёба на факультете подготовки руководящего состава медицинской службы в Военно-медицинской академии. Два года как я распрощался с Камчаткой.

И всего месяц отпуска – совсем недолгая свобода. И снова позовёт служба, – я еду в метро и про себя повторяю одни и те же слова. Этот текст крутится в голове, как заезженная пластинка.

Вокруг всё жужжит Олимпиадой. Из каждого открытого окошка слышны спортивные репортажи. Забавно, захватывающе. Многие страны из-за войны в Афгане отказались участвовать. Но тем не менее московская Олимпиада удалась.

Мне захотелось ласкового, тёплого моря, Чёрного, например. Ещё подумал о крымском вине, и воспоминание об отпуске с друзьями после второго курса теплом разлилось по сердцу. Тогда был Гурзуф с небольшими разноцветными домиками, садами, полными абрикосов, слив, черешни. Ресторанчики и бочки с вином на набережной, комната с балконом, арендованная на пятерых.

У всех ангина и лечение тёплым вином «Агдам». Его закапывали в песок, оно нагревалось, и этим пойлом полоскали горло, но мы, больные, ничего не выплёвывали, а глотали эту невообразимую жидкость. Такие полоскания не меньше восьми раз в сутки ангину излечивали за два дня.

А сушёная рыбка от гурзуфских моряков была слаще любого южного фрукта. В 1968 году всё было в дефиците, пиво можно было купить только в баре для комсомольских работников в международном лагере «Спутник».

Вспоминаю, как однажды, накупив связки вяленой рыбки и повесив их себе на шею, мы отправились днём в «Спутник». Мы были молоды, можно сказать, юны, и с юмором у нас было всё в порядке, поэтому пользовались успехом у девушек-официанточек, а особенно у барменши того бара, шикарной брюнетки с ярко-красными губами и высокой грудью, на которой взгляд всегда задерживается. Мы старались как могли, делали ей комплименты, развлекали и даже намекали о будущих отношениях.