Шрифт:
— Однажды я действительно могу вас убить, сэр. Не надо меня специально пугать.
Джим улыбнулся — светло и совершенно не безумно.
— Я и не хотел, — произнёс он кротко. — Но ты не похож на себя, когда спишь. Мне стало интересно.
С несколько деланным кряхтением Себ поднялся на ноги и потёр поясницу. Сон в такой позе — плохая идея в его почтенном возрасте. Сделав несколько наклонов, он спросил:
— Что значит: «я не похож на себя, когда сплю»? В этом вообще есть смысл?
— Конечно, — свесив с дивана босые ноги, Джим тут же зябко поджал пальцы, охнул: — Холодно!
— Не особо, — буркнул Себ. В конце концов, ему лучше знать. Он просидел на этом полу всю ночь.
— Знаешь, — сообщил Джим, всё-таки вставая, — обычно люди во сне выглядят очень глупо. А ты… — он хмыкнул, — производишь куда более грозное впечатление. Забавно, да? Не вздумай никуда уйти, — велел он и пошлёпал, переступая через груды мусора, в сторону потайной двери, — в ближайшие полчаса.
Себ хотел было послать его к чёрту, но Джим уже скрылся за дверью. И Себ устроился на диване. Полчаса. Маленькая скидка. Совершенно бессильно Себ закрыл глаза. Чёртова дерьмовая ложь. Его вообще здесь быть не должно. Он всё взвесил и принял решение. И, на минутку, это решение подразумевало, что он посылает Джима самым дальним из известных маршрутов. Потому что Джим — это одна большая проблема. А он, Себ Майлс, не психотерапевт и тем более не психиатр, который тут явно требуется, он не может возиться с сумасшедшим нестабильным парнем, который сегодня слушает параллельно джаз и тяжёлый рок, а завтра взрывает отель. Более того, он не священник, чтобы наставлять Джима на путь истинный. И не сиделка. Он снайпер.
«Я снайпер», — повторил он, беззвучно шевеля губами.
Он получает задание, находит цель, стреляет и уходит. Вот что входит в список его компетенций. А не возня с Ганнибалом Лектером наших дней. Как-то внезапно в памяти всплыл кадр с Хопкинсом в наморднике, и воображение быстро нацепило такой же аксессуар на Джима. Себ зажмурился сильнее, и цветные пятна разрушили удивительно неприятную картину.
С утра Джим был другим. Вчера безумие ощущалось в каждом слове и в каждом взгляде. Себ уже научился его узнавать сходу. А сегодня — ни намёка. Но надолго ли это? Можно было ставить пенс против фунта, что отнюдь нет. Так какого чёрта он тут делает? Чего ждёт? Дела окончены. Джим дал слово оставить его и его близких в покое, и слово он, кажется, держит исправно. Конец истории.
Себ не шелохнулся, точно так же, как накануне в ресторане он и не думал двигаться с места, хотя даже в разговоре с самим собой признавал, что сделать это необходимо.
Ему было жалко Джима. Наверное, не развлекайся тот в промежутках между приступами многочисленными убийствами и торговлей наркотиками, эта жалость была бы сильнее, но…
Себ оборвал эту мысль именно там, где требовалось. Вернулся к ней. Покрутил так и эдак. И выбросил.
Потому что правда заключалась в том, что людей, страдающих от приступов каких-то там болезней, на свете очень много. А Джим — один. Себ, пожалуй, признавал у себя лёгкий комплекс диснеевской принцессы, но его никогда не тянуло безвозмездно и самоотверженно помогать всем страждущим без разбора. И в Джиме самым классным были его трезвые, здоровые периоды. Его задания были чёртовой наркотой, и Себ даже разобрать внятно не мог, почему.
Раздался тихий скрип, и Себ тут же открыл глаза. Джим вышел из потайной двери взъерошенный, с мокрыми волосами и в свежей одежде. Помахал рукой. Поднял вверх указательный палец, к чему-то прислушиваясь, кивнул — и велел:
— Детка, выйди к лифту на минутку.
Без вопросов Себ подчинился. На лестничной площадке стоял парнишка с большим бумажным пакетом и подставкой с двумя стаканчиками кофе. Сунув их Себу в руки, он тут же побежал прочь, а Себ вернулся в квартиру, слегка удивлённый.
— О, вот и завтрак, — Джим уже расположился на любимом диване, но с краю. И похлопал рядом с собой, приглашая Себа садиться.
В пакете были тёплые круассаны. Кофе оказался чёрным и крепким. Себ завтракал молча, почти наслаждаясь полной тишиной и пустотой в голове. Ладно, понятно, что Джим заказал эту еду, пока принимал душ. Но сама картина, как он довольно жуёт круассан с джемом, выглядела крайне неестественно. И чем осмыслять её — проще было очистить эфир.
— Прости, что задержал на ночь, детка, — сказал Джим, бросив на пол стаканчик и вытерев пальцы салфеткой.
Себ пожал плечами. Во-первых, у него ещё оставался один круассан в пакете, и он предпочёл бы заняться им, а во-вторых, он всё равно не знал, что отвечать.
— Я знаю, почему ты уходишь, Себастиан, — Джим встал, обошёл диван и присел на узкий подоконник. Себ повернулся, чтобы не упускать его из виду. — Ты думаешь, что я заставлю тебя страдать.
Он не формулировал это именно так, но в целом — да, пожалуй.
— Убивать кого-то, кто тебе небезразличен. Делать что-то неприятное, как тогда, с мисс Перси.