И вдруг, всё прекратилось.

Себ открыл глаза, жадно глотнул воздух — и тихо выдохнул.

Протёр глаза.

Джоан заворочалась рядом, что-то пробормотала и подтянула одеяло повыше. Просто очень дерьмовый сон. Кошмар в кошмаре — комбо. Он, похоже, бьёт собственные рекорды.

Наручные часы показывали половину шестого, и Себ решил больше не рисковать и не пытаться уснуть на оставшийся час, а встал и оделся. Джоан этого даже не заметила. Себ всего несколько раз ночевал у неё, но уже узнал, что с утра у неё над ухом можно греметь чем угодно — она не проснётся, пока не услышит будильник. Ну, или пока чудовищный кот Фредди не начнёт грызть её за волосы.

В доме было тихо — все спали. И, если честно, Себ был этому рад. Ему было бы неплохо немного побыть одному и попытаться навести порядок в голове. В последнее время там творилась какая-то чертовщина, которую он не понимал.

«Зато откуда она взялась — гадать не надо», — раздражённо подумал он.

Ему нужно было отвлечься. Нужно было… взгляд упал на мамину кулинарную книгу.

Понятные действия по чётким и внятным инструкциям всегда успокаивали, так что Себ оценил критическим взглядом содержимое холодильника и взялся готовить сконы. Как раз на соседних страницах было два рецепта: с беконом и зеленью и с яблоком. Себ нацепил мамин фартук.

В голове, правда, и не думало проясняться. Приснившийся хохот вспоминался острее и болезненней, чем взрыв.

Сумасшествие, должно быть, заразно.

Ещё никогда в жизни отметка в рецепте: «Руками размять сливочное масло в мелкую крошку», — не приходилась так кстати. Себ не без удовольствия вымещал на несчастном куске масла своё недовольство. Но увы, оно не слишком-то сопротивлялось.

«Себастиан?»

Скрипнув зубами, Себ вымыл руки от масла, замешал тесто и раскатал его. Криво. Рука дрогнула, и вышло криво, так что, скрипнув зубами, Себ снова скатал тесто в шар и прокатил скалкой. Взял стакан, присыпал края мукой и принялся нарезать ровные кружки, жалея, что эта задача слишком проста. 

Он был зол, очень сильно. И на Джима, конечно, тоже, но главное — на самого себя.

Какого чёрта он ведётся на это, как мальчишка? Ему пятнадцать или скоро тридцать пять? Никогда в жизни ничто так сильно не выводило его из состояния равновесия. Наоборот, невозмутимость, которую, кстати, Йен называл «пришибленностью», была его сильной стороной. Безупречную выдержку Себа Майлса отмечало даже армейское начальство.

Духовка уже грелась. Себ как раз нарезал и выложил на противень сконы с беконом и взялся за яблочные, когда кухонная дверь скрипнула.

Обернувшись, он с огромным удивлением увидел Джоан. Её слегка пошатывало, она не могла сдержать зевков, но за каким-то чёртом проснулась в совершенно нехарактерную для неё рань. 

— Ты что здесь делаешь? — спросил Себ, даже отвлекаясь на мгновение от своих невесёлых размышлений. 

— Не зна-а-аю, — ответила она, не переставая зевать, потёрла глаза и заметила будущие сконы. Подняла брови. 

Себ вместо ответа сунул первый противень в духовку и начал вырезать яблочные сконы, заполняя второй. Закончив, неторопливо помыл руки и принялся варить Джоан кофе. Она забралась с ногами на диванчик, обхватила руками колени и следила за его действиями. Забрала горячую кружку, поблагодарила и заметила:

— Ты можешь рассказать. 

Себ должен был бы ожидать чего-то в этом роде, если бы хоть немного раскинул мозгами. Ему не хватило сил на то, чтобы притвориться, что всё в порядке. И Джоан видела, насколько он разбит — должна была. 

— Что бы это ни было, — добавила Джоан. — Что угодно. 

Не совсем. Себ знал, что никогда не сможет рассказать ей про Джима и про убийство мисс Перси. И главное, он никогда не сможет кому-то признаться в том, что хочет вернуться. Несмотря на всё дерьмо, несмотря на то, что эта история чуть не поломала его, он где-то в глубине души хотел вернуться обратно. Или, если говорить точнее, в прошлое — туда, где никакого пистолетного выстрела не было вовсе. 

— Ты знаешь, — сказал он неожиданно для самого себя, — моя работа — это один бесконечный психологический стресс-тест. И мне надо бы ненавидеть её. Но на деле это…

— Затягивает, — тихо закончила за него Джоан. — Ты устаешь, просыпаешься по выходным разбитым, у тебя дёргается глаз, но тебя приводит в ужас мысль о том, чтобы бросить всё к чертям. 

— В точку. Раньше так было с армией.

Чай уже заварился, посуда была вымыта, стол прибран, но Себ всё стоял к Джоан спиной, делая вид, что занят. Говорить, глядя в стену, было проще. 

— Ты хотел вернуться?

— Каждый раз. Знаю, как это звучит, но я обожал эту работу.

Вообще-то ему надо было заткнуться, но он не мог. Джоан молчала, и это было какое-то очень правильное молчание, которому хотелось довериться. Укладывая миски в посудомоечную машину, Себ добавил:

— Я не мог её бросить даже ради жены и ребёнка.

— Я бы тоже не смогла оставить полицию.

Себ обернулся и впервые встретился с Джоан взглядом. На выпуская из рук огромную кружку, она смотрела на него внимательно, пристально, но без капли осуждения.