Шрифт:
Ёрдел тоже смотрел на ревущую бабушку, но на его лице лежала тень капюшона и невозможно было понять, о чём думает.
Пока он не спросил:
– Она взрослая?
Вахеш, Леахар и незнакомый Майяри оборотень удивлённо посмотрели на него. Остальные же слишком устали.
– Это наша бабушка, – тихо ответила ему сестра.
– Я её не помню.
– Мы её не знали.
Господин Борвид попытался напоить плачущую женщину водой, но та яростно взбрыкнулась, выбила кружку из его руки и начала судорожно стаскивать с ноги сапожок. Оборотень с лёгкостью увернулся и от первого сапожка, и от второго и, присев на корточки, начал опять ласково уговаривать женщину сделать глоточек. Та его не понимала, боялась и злилась и от того вновь разревелась.
Госпожа Харана как-то в сердцах сказала, что Падуба вылитая бабка. Наверное, она имела ввиду всё же характер, потому что внешне Майяри мало на неё походила. Майяри была выше ростом и даже в нынешнем состоянии крепче телом. Да, цветом волос и глаз она, возможно, пошла в бабку, но это всё, что их роднило. Майяри была тоща от сложностей жизни, бабушка же была хрупка от рождения. Ни у одной сумеречницы не увидишь таких тонких слабых рук.
– Красивая какая, – заворожённо выдохнул Леахаш. – Как её зовут?
Действительно, очень красивая. Майяри не бывала такой красивой даже в свои самые благополучные года.
– Дирмайя, – угрюмо отозвалась она.
– М-м-м… что-то знакомое, – Вахеш задумчиво посмотрел в небо и охлопал карманы в поисках трубки.
– Ну да, – всё так же невесело отозвалась девушка. – Я взяла её имя, переставила-перевернула части, прибавила по букве в начале и конце, и вышла Амайярида.
– Серьёзно? – поразился оборотень. – Ты взяла такое приметное имя и надеялась, что никто не догадается?
– Да как раз наоборот, – поморщилась Майяри. – Ни один из моих побегов не был успешным, и я думала, что меня опять поймают. Дед бы обязательно догадался, что это за имя такое, и взбесился бы. Наверное… Но меня не поймали.
– И продолжила называться Амайяридой?
– Ну, – тут девушка малость смутилась, – я несуеверная, но это был мой первый удачный побег и… Ну я решила, что это имя, может быть, меня и оберегает.
Вахеш задумчиво посмотрел в сторону соседнего костра. На помощь господину Борвиду пришёл старейшина Гейер. Старик сам первым отпил из кружки – оборотень почему-то здорово смутился – и опять протянул её женщине. Та ещё помешкала, но, видимо, жажда её уже терзала, а слёзы иссушали тело, и она всё же начала пить.
Через пару минут господин Борвид заботливо распрямил её ножки, прикрыл одеялом и поставил рядом сапожки. И озадаченно почесал затылок, смотря на прикорнувшего рядом старика. А затем, вздрогнув, уставился на невесть откуда возникшего мальчишку Рийгана. Судя по нехорошо сузившимся глазам и затрепетавшим волосам, пареньку совсем не понравилось положение, в котором оказался его господин, и оборотень принялся громогласно уверять его, что сонное зелье совсем безвредно, а отоспаться после столь долгой дороги старейшине не мешало бы.
– Ты мне только скажи, как так вышло? – не утерпел Леахаш. – Если она умерла, то…
– Умерла? – удивился Вахеш, пропустивший всё самое интересное.
– Я не знаю, – смалодушничала Майяри, утыкаясь в грудь мужа, но потом всё же призналась: – Я думала, Ёрдел сорвался и умер.
Брат повернул к ней закрытую капюшоном голову. Как он мог умереть? Туманный воздух рыхловат, но за него всё равно можно уцепиться.
– И попросила Горного духа вернуть его.
– И он так тебя послушался? – недоверчиво уточнил Вахеш.
– Так вышло, что он мне был должен, – у Майяри не было сил рассказывать про храм, ритуал и чёрные ладони. – Одну услугу в обмен на десять лет жизни.
Ладонь на плече Майяри напряглась, и она непонимающе уставилась на мужа. Чего он? Это же всего десять лет жизни.
– И я попросила вернуть брата.
– Но он вернул бабку, – иронично протянул Вахеш.
– Он притворился, что не понимает, о ком я говорю, и я попросила вернуть последнего умершего одной со мной крови.
– А последняя умершая получается она…
– Нет, – покачала головой Майяри, – родители. Но их души, видимо, уже ушли.
Упокоились с миром, как те, кто не держался за жизнь ненавистью, страхом или боязнью расстаться с близкими.
– Эй, а сколько ей? – спросил незнакомый оборотень, на взгляд девушки совсем мальчишка.
И, похоже, тоже Вотый. Невысокий, хрупкий, с нежным белым лицом и едва прикрывающими уши кудрявыми серебристыми волосами. Глаза у него были только не Вотовские. Серые, как пасмурное небо, уже пронизанное солнечными лучами.