Свою казнь Ёрдел помнил хорошо. Это было его первое и долгое время единственное воспоминание. И предположил, что такие маленькие дети могут не выжить после казни, и ссадил их рядом с лесом: там есть еда, пропасть не должны. Это же мальчики.

Хотя, наверное, могли и пропасть. Ёрдел припомнил, что был старше них, когда наконец смог нормально двигаться, но заботиться о себе всё ещё не умел. И не знал как. Пока Кающийся не научил.

Майяри мгновенно поднялась и пошла к брату. И как пошла… Мирно спящая жуть тут же встрепенулась и изумлённо завозилась, не понимая, как за какие-то несколько секунд девушка умудрилась притянуть десятки взглядов. Конечно, Ранхаш знал, что у его жены очень красивые ноги. Он их не только видел, но и ласкал, целовал и даже лечил ожоги. У неё была прекрасная походка, это харен тоже знал.

Но не представлял насколько.

Всё же юбка многое скрывала.

Стремительный, быстрый шаг; чёткая поступь; плавный изгиб стана то в одну, то в другую сторону; уверенно распрямляемые при каждом шаге ноги, смотрящиеся в штанах просто изумительно, особенно бёдра. Майяри словно ставила стопы на невидимую линию и не глядя шагала по ней. А ещё эта великоватая рубаха – чужая мужская рубаха, – в распахнувшемся вороте которой виднелись острые ключицы и длинные рукава которой были подвёрнуты по самые локти. Когда же девушка ещё и отбросила назад в раздражении гриву кос, то жуть и вовсе взвилась в восхищении и ужасе: её же такую все видят!

Майяри с раздражением зыркнула по сторонам, отмечая какими взглядами пялятся на её ноги, и помрачнела. Вот именно поэтому она терпеть не могла ходить без юбки. И чего они там видят? Ей-боги, у той же Род ноги куда привлекательнее.

– Где ты их взял? – прямо спросила девушка у брата и настороженно уставилась и на оборотня, и на детей.

Они явно её испугались. Младший даже спрятал лицо, уткнувшись в живот старшего.

– Там, – Ёрдел перевёл взгляд на север. – В поселении. Ты тоже там была. Нашёл в клетке.

Сперва Майяри испугалась, что брат сунулся в хаггаресское поселение. Но он стоял рядом с ней живой, и испуг прошёл весьма быстро. Затем она запереживала, что Ёрдел умыкнул чужих деток. Кто знает, как хаггаресы своих ребятишек воспитывают? И наконец заметила блестящие пятна окаменевшей кожи на дланях старшего паренька, и ей слегка поплохело.

А затем в груди узлом завязалась жгучая ненависть.

Боги, если бы она знала, то просто придушила бы этого Агареса! Нет! Не придушила бы, а медленно, так, чтобы всё прочувствовал, свернула его могучую шею. Он не мог не знать, как сумеречные хаги относятся к тёмным.

Этих детей ждала та же судьба, что и Ёрдела.

И лишь в последнюю очередь она вспомнила, что среди этих деток должен быть сын деда. И уставилась на самого младшего.

Оборотень с детьми подошёл ближе и с сомнением посмотрел на закутанного в рванный плащ Ёрдела, а затем на деток.

– А я думал, это общинные…

– Нет, – Майяри с сожалением мотнула головой, понимая, что ответственность за эту малышню придётся взять ей.

Вернуть их в общину, значит, обречь на казнь. Но сама она не была готова стать опекуном трёх пацанят. Нет, она не откажется от своей крови, но что с ними делать? Она не имела ни малейшего представления, как воспитывать детей, что им нужно… И они её пугали.

Сзади подошёл Ранхаш и молча стянул рукава своего плаща на её бёдрах. Майяри с рассеянной благодарностью посмотрела на него.

Пока она соображала, что же делать, подошёл господин Борвид. Оборотень весело осмотрел её и подмигнул Ранхашу:

– Ну и отхватил ты птаху. Эй, малышня, – младшие испуганно вжались в старшего, а тот насупился и посмотрел зверем, изо всех сил стараясь казаться грозным. – Живо к костру. Сейчас пожрёте, а потом мы вас отмоем и посмотрим, на кого похожи. Ну давайте, – господин Борвид отстранил оборотня и подтолкнул вперёд старшего пацана, а вместе с ним и младших в сторону костра, у которого уже спали бабушка Майяри, старейшина Гейер и с крайне неодобрительным видом сидел Рийган.

У Майяри немного от сердца отлегло, когда заботу о мелких на себя взял один из дедов Ранхаша. Господин Борвид наложил в железные чашки немного остывшей каши – чтобы желудки с непривычки не прихватило и потрескавшиеся губы не обожгло – и устроил грязных мальчишек на одеяле. Самый младший сперва закричал как от боли, когда его попытались оторвать от старшего, и схватился за затылок. Потребовалось несколько минут, чтобы понять, что у него болит голова от слишком яркого света. У Майяри в очередной раз помутилось в голове от ярости, когда она увидела окаменевшие глаза младшего. Как можно было так сделать? Ему камни в глаза засыпали?

Младшему соорудили капюшон на голове, и десять минут мальчишки упоённо и с жадностью уписывали кашу, черпая её прямо пальцами. Отвыкли от ложек, а самый мелкий уже не помнил о существовании столовых приборов.

– Как вас зовут? – Майяри присела на корточки перед жадно глотающими воду мальцами.

Младший испуганно и с надеждой уставились на старшего, а тот замялся и посмотрел на пятна окаменевшей кожи на своих ладонях.

– Сейчас никак, – прохрипел он простуженным голосом.

Девушка поджала губы. Похоже, мальчишка уже знал, что тёмные не имели право называться именами, данными от рождения.