— Я знаю. Но, например, у Луджера он «А плюс», у командоров из Лиги не меньше, у Виллема — «А», столько же у Лайерса и Вирстафена. Тем не менее, барьер они воспринять не способны, я проверял. Но, скажем, у Гаса профиль ЧС всего лишь «Б минус», на целых шесть пунктов меньше, чем у Вирстафена. Однако Гас может свободно пользоваться АЭПом, а Луджер или Вирстафен нет…

— А сколько же тогда профиль у этой твоей Паорэ? — перебила меня Анцилла.

Я мысленно чертыхнулся. Сам, блин, напомнил о ней, придётся теперь опять «каяться и оправдываться».

— Она уже давно не моя. Она своя собственная. И я уже говорил, на Флоре этот профиль не проверяется. Вместо него там используют индекс барьерного сходства.

— Ну, и какое у неё это самое сходство? — глаза герцогини опасливо сузились.

— Сперва было двадцать из двадцати пяти. Потом стало двадцать два. Это примерно соответствует профилю «А два плюс».

— А у тебя? Сколько сейчас у тебя?

— Когда улетал, индекс был двадцать три. Профиль, соответственно, «А три плюс». Как у тебя.

— Но раньше, насколько я помню, он был на два уровня ниже. Так? — продолжала допытываться Анцилла.

— Так.

Герцогиня молчала почти полминуты. Всё это время я клял себя самыми распоследними словами. Из-за моей несдержанности наш разговор зашёл совсем не туда, куда нужно. То ли в моей подруге проснулась банальная ревность, то ли это у неё просто от перенапряжения последних недель…

— То есть, я так понимаю, вся эта ваша компания — это избранные. Но теперь ты готов принять в эту компанию и меня, — медленно начала герцогиня. — Что ж, с твоей стороны, это, наверно, очень серьёзный шаг. А ещё это великая честь, и я вероятно должна быть рада. Наверное, так и должно быть, но знаешь, Дир, счастливой я себя почему-то не чувствую. Скорее, наоборот. Мне жаль. Мне теперь до безумия жалко, что ты прилетел сюда и спас нас от гибели. Лучше бы я тогда умерла, и сейчас бы мне было не так обидно. Сейчас я действительно вижу, что ты не любишь Империю и не любишь меня. Просто мы были нужны тебе. Нужны, чтобы получить этот орден власти. А теперь ты от меня откупаешься…

— Ан, ты всё неправильно поняла и делаешь неверные выводы, — попытался я вклиниться в её монолог.

— Не перебивай меня! — теперь в её голосе ощущался металл. — Я всё поняла правильно. Ты получил, что хотел, и в качестве компенсации предлагаешь мне стать одной из вас. Действительно, щедрое предложение. Я знаю о касте «людей Барьера», знаю, как ими становятся и чем надо за это платить. Я никогда раньше с ними не сталкивалась, но теперь вижу, что да, они могут быть весьма убедительными и совершать благие поступки. Они живут долго, гораздо дольше обычных людей, обладают недоступными для большинства знаниями и умениями, способны стать лидерами и вести за собой остальных. Однако при всём при этом у них нет ни близких, ни Родины, ни хоть каких-то привязанностей. Им это просто не нужно. Каждый из них сам по себе. Каждый считает себя центром Вселенной и никого не любит, кроме себя…

Чем дольше она говорила, тем сильней у меня вытягивалась физиономия.

«Какая каста?! Какие „люди Барьера“?! Что за фигня?»

— Нет, Дир, я не хочу становиться такой же, и ты теперь вправе поступать так, как считаешь нужным, — продолжила экселенса. — Ты никому ничем не обязан и можешь улететь отсюда в любую секунду, я не обижусь. Можешь даже забрать с собой все свои корабли и отказать нам в поддержке. Хотя, конечно, я предпочла бы, чтобы они остались. Сегодня я готова сотрудничатьс кем угодно, лишь бы это пошло на пользу Империи и нашему дому. Но только сотрудничать, а не продавать душу. Поэтому я прошу тебя. Не приходи сюда больше. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра… Ни-ког-да.

Она поднялась с кресла, подошла к двери и молча открыла её.

Конечно, я мог бы сказать ей… мог объяснить… хотя бы попробовать объяснить…

Но неожиданно понял: она не поверит.

Поэтому просто встал и ушёл.

А самое паскудное во всём этом было то, что мне действительно требовалось улететь с Мегадеи…

Следующие два дня мы с Анциллой не виделись. У меня даже сложилось ощущение, что она специально избегала тех мест, где мы могли пересечься, пусть и случайно.

Почему она решила порвать со мной, да ещё так внезапно? Этот вопрос мучил меня практически непрерывно. Ведь та причина, тот повод, который она использовала для разрыва, по зрелом размышлении казался совершенно пустяшным. И чем дольше я думал, тем сильней убеждался в том, что это и вправду лишь повод и ничего больше. Решение созрело у экселенсы существенно раньше, и продиктовано оно было отнюдь не ревностью и не несовпадением идеалов или характеров.

Понять, так это или нет, я мог только при личной встрече. Но времени, чтобы её добиться, чтобы она произошла «ненароком», катастрофически не хватало. Поэтому, хочешь не хочешь, пришлось идти напролом. Я просто прибыл на ховермобиле к штаб-квартире дома Ван Тиль и потребовал у охраняющего вход десантника, чтобы меня пропустили.

Ответ был:

— Прошу прощения, экселенц, это невозможно.

— Ладно, — не стал я лезть на рожон. — Вызовите тогда старшего караула.

Вместо обычного разводящего ко мне вышел капитан Дидрич.

— Экселенса не хочет вас видеть, барон, — развёл он руками. — И я ничего не могу с этим сделать.

Того, что он явно чувствовал себя не в своей тарелке, не заметил бы только слепой.

— Хорошо. Тогда передайте ей, что у меня для неё информация чрезвычайной важности. Но сообщить её я могу только лично. Поэтому если она не может или не хочет принять меня прямо сейчас, пусть назовёт время и место.