Как это ни странно, зелень кристалла на цветовую гамму ничуть не влияла.

Всё вокруг виделось именно так, как на самом деле, плюс некая добавленная реальность. Реальность барьера. Почти как в каких-нибудь телефонных игрушках с дурацкими покемонами. Только в отличие от последних, потоки барьерной энергии здесь были всамделишными. В них даже можно было сгореть, как от мощного радиационного излучения.

Сгорать в барьерных потоках я, конечно, не собирался. А вот использовать их — наоборот, очень даже.

Подойдя ближе, но не входя в извергающие «силу» развалины, я выбрал относительно ровное место (трава возле святилища не росла), положил наземь обломок и присел рядом на корточки. Затем, вспомнив, что об этом говорила Паорэ, снял с себя орден власти и поднёс его (близко-близко, но не касаясь) к лежащему амулету.

Ждать пришлось примерно минуту. Кристалл сам собой вдруг качнулся и словно прилип к обломку неведомой ветки неизвестного древа. Через десяток секунд амулет неожиданно вздрогнул, словно бы получив какой-то приказ, и из него в землю начали прорастать щупальца-корни. Затем, когда корни основательно укрепились, кристалл отлепился от амулета, и из последнего потянулись новые щупальца, только уже не вниз, а вверх — усеянными свежей листвой ростками.

Я отошёл чуть подальше, туда, где начинался травяной ковёр, уселся на него по-турецки, надел на шею кристалл и снова принялся ждать.

Ни разу в жизни не видел, как производятся или, скорее, рождаются барьерные реакторы-репликаторы. Только читал в баронском архиве, рассматривал картинки-инструкции и слышал от Пао.

Зрелище, прямо скажу, завораживало.

Ростки превращались в ветви, ветви сплетались друг с другом, покрывались цветами, из них возникали плоды-коробочки, которые потом рассыпались мелкими семенами. Из земли, куда они падали, поднимались очередные ростки, которые тоже тянулись вверх и сплетались с собратьями…

Через какое-то время этот «волшебный» куст с тысячей тонких стволов, разросшийся до пяти тян в ширину и столько же в высоту, вдруг начал желтеть листвой, она принялась облетать, как будто бы наступила осень.

Затем голые ветки стали темнеть и сливаться в один плотный конгломерат, напоминающий камень. «Умерший» куст мало-помалу превращался в огромный валун, от которого постепенно откалывалось всё лишнее, наносное, ненужное…

Всё действие длилось не более часа. А когда оно завершилось, я встал и подошёл к тому, что в итоге «выросло» из моего амулета.

«Так вот ты какой, северный олень…»

Даже на Флоре нигде не встречались реакторы подобной величины. Самый большой, насколько я знал, имелся у князя и достигал размеров в две тяны по трём измерениям (ширина, глубина и высота «рабочего поля»).

У этого пространство для репликации занимало объём раза в два больше.

Само сооружение внешне напоминало громадный вытяжной шкаф.

На плоской поверхности рабочего стола лежал древесный обломок. Точно такой же, из которого всё и выросло. Копия или тот же самый, я разбираться не стал. Главное, что он был заряжен энергией и мог быть использован заново.

Строить второй репликатор необходимости не было, поэтому амулет отправился обратно в рюкзак, а его место в реакторе заняла скрутобойка.

Полученные в своё время уроки, особенности реактора, максимальный индекс барьерного сходства и точное знание, что такое барьер, давали возможность не просто скопировать в репликаторе любой образец размерами не больше рабочего объёма самого репликатора, но и понять внутреннее устройство этого образца, его назначение, структуру, конструкцию, а заодно способ улучшить его работу и масштабировать в ту или иную сторону.

Скрутобойку я решил масштабировать в сторону увеличения. Плюс внёс кое-какие изменения в конструкцию. Одно из них, так и вообще — радикальное…

Результатов пришлось дожидаться почти две недели. Еле, как говорится, успел. Пришлось даже пожертвовать кое-какими свойствами получившегося изделия, но — делать нечего, времени практически не оставалось, анизотропия на Мегадее должна была вот-вот завершиться.

Пока изготавливалась «вундервафля», я слонялся по зоне, выискивая, что бы пожрать. Грибы-ягоды тут имелись, но — вот незадача — заранее озаботиться выяснить, которые тут съедобные, а которые нет, в голову почему-то не пришло. Так что, хочешь не хочешь, был вынужден вспоминать, что говорил об этом Суйюнь, и экспериментировать на себе малыми дозами.

К счастью, промахнулся всего пару раз — несколько часов тупо промучился животом. А потом додумался-таки подсмотреть, что лопает местная живность — всякие там суслики-зайцы и разные прочие летающие-водоплавающие. Теми плодами, которые они игнорировали, я тоже решил пренебречь. Зато остальными лакомился, как все. Хотя и не увлекался. На всякий, как говорится, пожарный.

Белковая недостаточность восполнялась охотой. Зверьё тут оказалось непуганое. Оно и понятно. Люди в зоне отсутствовали. А если и были когда-то, память о них стёрлась вместе с инстинктами. Крупных животных в зоне не обнаружилось. Из хищников водился только кто-то вроде лесного кота или куницы. Их самих я ни разу не видел, догадался лишь по следам и поведению мелких грызунов, прячущихся по ночам в норах и дуплах.