– Все, что для меня важно – это то, что мы чувствуем друг к другу. Остальное не имеет значения.

И Трису не потребовался его телепатический дар, чтобы понять: она говорит правду.

Этой ночью сон отчего-то долго не шел к нему. Кор давно уже спал, а Трис, вытянувшись на густой примятой траве с заложенными за голову руками, смотрел в раскинувшееся над ним небо густого темно-синего цвета, щедро усыпанное крупными светлячками звезд и озаренное нежным светом половинчатой Кесиды и ее «маленького брата» – Азара, слушал умиротворяющее пение сверчков и думал о Дафне.

«Все, что для меня важно – это то, что мы чувствуем друг к другу», – сказала она ему сегодня по дороге к флаеру. Трис точно знал, что чувствует к Дафне: наверное, он влюбился в нее еще там, на травяном берегу паркового пруда, куда вытащил ее, едва живую, после падения с моста. Или это произошло раньше, когда он увидел ее, точно в зеркале, на поверхности волшебного озера Элео? Как бы то ни было, ему не понадобилось много времени, чтобы понять: эта девушка с яркими, как море, глазами – его судьба…

Трис чуть смущенно улыбнулся, вспомнив, как месяц назад, прощаясь с Дафной, быстро, отчаянно и порывисто признался ей в любви, прежде чем скрыться в лесу вслед за Кором. Она даже не успела ему ничего ответить. И теперь, когда они вновь встретились, об их любви пока не было сказано ни слова. Впрочем, Трису не требовались слова, чтобы понять, что испытывает к нему Дафна: недаром же он был амавари. Любовь девушки почти физически осязаемо окатывала его теплой волной всякий раз, когда их руки и губы соприкасались, а взгляды устремлялись друг к другу.

И сейчас, в этой звездной душистой ночи, тихо плывущей под разверзнутым во Вселенную небом, ему невыносимо хотелось, чтобы она была рядом. Интересно, она уже спит – или, быть может, стоит у большого окна в своей гостиной, всматриваясь, как и он, в рассыпавшиеся над крышами небоскребов и почти неразличимые за огнями ночного города звезды?

Они договорились встретиться утром на своем обычном месте у реки; если все сложится удачно, сразу оттуда они втроем – он, Дафна и Кор – полетят к Призрачному холму, по пути заскочив в селение Мегроев. Дафна, конечно, могла бы еще вчера связаться с Центром из флаера – но такие вопросы, сказала она, лучше обсуждать с руководством лично. Тем более, ей наверняка понадобится другой, более вместительный флаер, исследовательские дроны и, возможно, еще какое-то оборудование, необходимое для изучения таинственного Холма.

При мысли о том, что могут обнаружить там люди, Трису становилось очень неуютно. Что могли спрятать в недрах земли, охраняемых жутковатого вида, опасными тварями, древние Создатели? Знание, которое не должно попасть в чужие руки? Оружие?

Вряд ли второе, тут же мысленно возразил себе он. Если верить легендам дейнаров, Создатели были мудрыми и миролюбивыми существами, творцами, а не воинами. С другой стороны, странствуя меж звезд, открывая другие миры, они должны были располагать оружием хотя бы из соображений предосторожности...

Трис вздохнул, усиливаем воли отогнав лезущие в голову, лишние сейчас мысли о Холме и Создателях. Завтра он увидит Дафну, они вместе проведут день (пусть и за делами, пусть не одни), а после, может быть, и ему удастся погостить у нее в Антроповилле… Она упоминала, что хочет познакомить его со своей семьей, и Трис думал о предстоящей встрече с нетерпеливым волнением.

Звезды сонно перемигивались в темной бархатной вышине над головой амавари, и мысли его постепенно потекли медленно и вяло, веки сомкнулись, а сознание мягко провалилось в сон. И сон этот был странным и жутким.

В нем Трис обнаружил себя стоящим на поляне прямо напротив Призрачного холма, погруженного в ночную темноту, но, тем не менее, прекрасно различимого. Он не бывал здесь раньше, но сразу узнал это место по рассказам Кора. Своей формой Холм напоминал половину разрезанного вдоль гигантского яйца; в длину он, насколько мог прикинуть со своего места Трис, достигал не менее сотни метров, а в ширину – около пятидесяти. Его мягко округленные склоны казались ровными и гладкими, несмотря на покрывающую их густым ковром траву – единственную растительность на поверхности Холма. Трис тщетно вглядывался в его очертания, пытаясь отыскать скрытую зарослями пещеру или другой вход в его недра: то ли их там не было, то ли различить их мешала та самая невидимая завеса, о которой говорил Кор. Воздух вокруг Холма, действительно, едва заметно дрожал, будто раскаленный полуденным зноем; каким-то удивительным образом Трис видел это даже в ночной темноте.

А затем дрожание внезапно прекратилось, «завеса» рассеялась, и Холм, очертания которого, наконец, обрели четкость, исторг из себя рослую мужскую фигуру, окруженную стаей невиданных, жутких зверей. Они словно бы просто появились из ниоткуда, соткались прямо в воздухе у подножия Холма – и с угрожающей неотвратимостью двинулись навстречу окаменевшему Трису. Размерами звери не уступали вирисам и внешне отдаленно походили на собак, покрытых короткой, черной, как смола, лоснящейся шерстью; их хребты щетинились рядами длинных темных игл, в оскаленных пастях блестели кинжально острые белые зубы, а глаза горели потусторонним красным светом. Стражи, понял Трис, не в силах даже пошевелиться. Он перевел взгляд на шагающего впереди своей адской своры мужчину – и едва не вскрикнул от потрясения.