Шрифт:
Он был удивлён, потрясён, восхищён.
Как же я любила каждую его чёрточку! И эту улыбку, такую искреннюю и заразительную, и эти брови, что поднимаются домиком, делая лицо таким милым, что хочтелось обнять и расцеловать, и эту чуть крупноватую нижнюю губу, что придавала его облику задор и обаяние... Но хоть чуточку сочувствия, Ир, хоть каплю понимания прояви, а?
– У меня всё получилось, раз я там учусь, - развела я руки в стороны, фальшиво улыбаясь.
Конфуз был знатный. И как нельзя кстати пришлись уроки её сиятельства графини Делегардовой: я почти справлялась с желанием испепелить Зуртамского, ставшего свидетелем этого разговора, а фальшивая улыбка едва держалась на лице. Но я продолжала настойчиво «не замечать» своего стоеросового кавалера.
Что там говорила дочь гранд-мэтра, юная княжна Делегардова? Он мой? Где ты, Марая? Забери этого Зуртамского, нечуткого, глупого, надменного истукана, забери, чтобы взамен я могла хоть изредка видеться с Иром.
Отвечать улыбкой на его улыбку...
Слушать его рассказы...
Смеяться его шуткам...
Видеть. Просто видеть, хотя бы изредка...
Ах, как больно!
28. Лиззи Ларчинская
Героны были нашими соседями.
Не в полном смысле этого слова, а лишь частично — их имение соседствовало с нашим через небольшой сосновый пролесок. Покупка этого участка земли, что стал нашим совсем недавно, запомнилась мне, хотя я была совсем маленькой именно этим лесом -неширокой полоской высоких хвойных деревьев, в чьих иголках так восхитительно, как в парусах, гудел ветер, и чьи верхушки было так увлекательно рассматривать, задрав кверху голову.
Именно этим я и занималась, размышляя, хватит ли высоты сосны для мачты корабля, когда меня окликнул незнакомый детскийй голос:
– Девочка, эй, девочка! Ты чья?
Я обернулась - недалеко стоял мальчишка и задорно улыбался. Он был чистенький, аккуратно одетый, в ботинках, в отличие от деревенской ребятни, которая едва не до восьми-десяти лет бегала в нижних рубашках, без порток и босиком.
– Я папенькина, - ответ был очевиден, и я пожала плечами, удивляясь недогадливости незнакомца.
Мальчишка рассмеялся.
– Да и я не сирота! Я про другое спрашиваю. Кто твои родители?
– Я же сказала, что я папенькина. Нет у меня родителей.
– Так не бывает, - замотал мальчишка головой. Он довольно непривычно растягивал слова, и я с интересом прислушивалась к новым интонациям. Они мне очень нравились.
– Всегда есть родители. Вот ты же говоришь, что папенька есть. Кто он, твой папенька?
– Арчинский, Власий Егорыч.
– А, знаю! Наш сосед. Купец?
– Да, - я важно кивнула.
Папа частенько рассказывал мне о своих делах. Правда, я ничего в этом не смыслила, но всегда с интересом слушала, что-то спрашивала. И отцу это почему-то было важно: чтобы я его слушала и чтобы задавала свои смешные детские вопросы. И конечно, я знала, что мой отец купец. А ещё - что он богат, и у него «фарт».
Так про него говорил кузнец Степан - мой друг и старший товарищ.
И я, конечно, гордилась своим отцом, и тем, что он купец, и тем, что он «фартовый».
– А маменька твоя какого рода будет?
– А маменьки у меня нет.
– Как нет?
– ахнул задорный мальчишка, и даже присел от неожиданности.
Я пожала плечами:
– Она умерла. Давно.
Мальчишка посерел лицом и смотрел на меня глазами, полными потрясения и сочувствия. Не жалости, этого я в своём возрасте уже навидалась и крепко не любила, а именно сочувствия.
– А моя болеет, - протянул задумчво и сглотнул, как сглатывают слёзы.
– Мы потому и приезжаем сюда, чтобы она поправлялась. Говорят, здесь воздух целебный.
Про воздух я, к сожалению, ничего не могла сказать, а вот про деревья...
– Как тебя звать?
– спросила я деловито.
– Иракл.
– Я Лиззи. Ты мне, Иракл, вот что скажи. Ты умеешь делать мачты?
– и опять задрала голову к вершине сосны.
Мальчишка тоже посмотрел вверх, а потом сказал, переведя взгляд на меня:
– Для большого корабля?
– Да, кончно. Для самого большого.
– А где он будет плавать?
Этот простой вопрос поставил меня в тупик.
Я очень чётко представляла, какой у меня будет корабль - с круглыми бортами, белыми парусами, длинным форштевнем, и как он будет плыть по волнам, покачиваясь и скрипя. Вот только сейчас я задумалась о том, что волн-то как раз у нас тут и нет. Кроме неглубокой речки, по которой ходили отцовские баржи с товаром, большой воды, такой, чтобы прошёл парусник, не было.