Учащиеся начали расходиться. Я уже подумала, что, наконец, осталась одна, когда знакомый голос произнес:

— Даже не поздороваешься со мной, да?

Я глубоко вздохнула и повернулась.

— Привет, пап.

Мой голос звучал жестко, но ничего не поделаешь. Вот он, помощник шерифа Ник Шпиц, борец с преступностью, почитаемый полицейский, получивший награды «Офицер» и «Хреновый отец десятилетия». Последняя – награда лично от меня. Он был героем для всех, кроме меня, и на то были причины.

— Привет, Салли, доченька, — сказал он, словно мы болтали каждый день. — Как поживает твоя мать?

Я ненавидела, когда он меня так называл.

— Мама – фантастически.

— Все еще работает в банкетном зале?

— Да, - сказала я, счастливая впервые с тех пор, как увидела его. — Два месяца назад ее хорошо повысили.

Его улыбка стала шире.

— Что ж, это замечательно. В этой области далеко не пойдешь, но это просто потрясающе. Рад слышать, что она движется вперед.

«Правильно», — подумала я. — «Двигается вперед и добивается успехов без какой-либо помощи от тебя».

Маме потребовалось много мужества, чтобы оставить Великого Ника Шпица, когда мне было всего пять, но она вышла из плохих отношений, вырастила меня самостоятельно и процветала на работе, которую любила. Несмотря на оскорбления отца и его постоянные нападки, она была борцом. Успех мамы на работе должен был уязвить отца. Я надеялась, что это так.

— Вижу, ты так и носишь свою странную одежду, — он показал на мой, зеленого цвета галстук «Йода знает лучше всех», и покачал головой. — Не понимаю, как ты собираешься привлекать мужчин, нося всю эту несуразицу.

И тут появился Бекс.

Положив нежную руку мне на локоть, он спросил:

— Сэл, ты в порядке?

— Все хорошо, — ответила я. На этот раз его прикосновение, казалось, придало мне сил.

Хукер пробормотала:

— Хочешь, чтобы я врезала ему по лицу?

Я покачала головой, гадая, когда это выражение успело стать таким популярным.

— Возможно, я ошибался, — сказал папа, долго разглядывая Бекса. — Ты встречаешься с моей дочерью? Если хотите знать мое мнение, это немного странно.

— Да, это так, - ответил Бекс резким тоном, — но вас никто не спрашивал.

Папа поднял руки вверх.

— Спокойно, сынок, я просто констатирую факты.

Бекс на это не купился.

— Я вам не сынок.

— Хорошо, хорошо, — сказал папа, с натянутой улыбкой. — Не нужно злиться. Я просто говорю, что Салли не типичная южная красавица. Для этого в ней слишком много от матери.

Хорошо, сейчас даже я хочу врезать ему по лицу, но прежде чем смогла поднять руку, прежде чем моя ладонь сжалась в кулак, вмешался шериф.

— Как там дела, Ник?

Его выцветшие глаза переходили с одного лица на другое и остановились на мне.

— Ну, — продолжил он, глядя то на меня, то на моего отца. — Не знал, что у тебя есть ребенок.

— Да, сэр, — папа улыбнулся, будто только что не сказал моему Ф.Б.Ф., что я страшная. — Моя Салли – единственное, что у меня есть.

«Как мне повезло», — подумала я.

Шериф, положив руки на бедра, набрал побольше воздуха в грудь.

— Ты, должно быть, очень гордишься. Я просто не могу в это поверить. Ник склонен к розыгрышам. Скажите, юная леди, вы, правда, дочь помощника Шпица?

— Нет.

Слова вылетели у меня изо рта, прежде чем я успела подумать. Не знаю, что на меня нашло... но это было очень хорошо.

— Салли, — прошипел папа, но я проигнорировала его.

— Нет, — повторила я, — я дочь Марты Николс.

Шериф нахмурил брови и спросил:

— Но разве Ник тебе не отец?

Сейчас был настоящий момент в духе «Звездных войн». Искушало желание закричать «Не-е-е-ет!» в верхней части моих легких, как это сделал Люк, когда Дарт Вейдер раскрыл свое происхождение. Возможность увидеть лицо отца была слишком велика, чтобы сопротивляться. Вместо этого я решила проявить благородство.

— Наверное.

Я пожала плечами и посмотрела на своих друзей. Они оба улыбались.

— Мы должны вернуться в класс.

— Ты такая же, как твоя мать, — сказал папа мне вслед.

Остановившись, я повернулась.

— Тебе виднее.

Хукер так гордилась мной, что остаток дня называла меня суперШпиц. Бекс не переставая улыбался, а я была на седьмом небе от счастья. Противостояние ему, моей маме, себе самой – это лучшее упоение властью. Я была свободна, освобождена. На секунду подумала о том, чтобы стать феминисткой. Даже несколько часов спустя адреналин все еще циркулировал по моим венам. В моем организме эндорфины вырабатывались так активно, что я еще долго чувствовала себя свободной и счастливой. То, что произошло между пятым и шестым уроками, было результатом этого чувства – или, по крайней мере, так я себе говорила.