Во-первых, можно мне немного сестринской солидарности, пожалуйста? И, во-вторых, что за ерунда со всеми творится? Суть плана состояла в том, чтобы убедить людей, но я не думала, что все пройдет так хорошо. Разве никто не понимал? Это не по-настоящему! Бекс делал все эти «бойфрендовские штучки» просто для галочки. Это была лишь игра.

А что еще важнее, разве я сама не понимала этого?

Когда он посмотрел на меня, поднял мою руку и запечатлел душещипательный поцелуй на костяшках моих пальцев, ответ смущал не меньше, чем сам вопрос.

Господи, какой же я была идиоткой!

— Увидимся на собрании, — сказал Бекс, обеспокоенно глядя на меня. — Не волнуйся, хорошо? Если он оскорбит тебя, я не посмотрю на то, что он полицейский, и врежу ему по лицу.

Покалывание, пробежавшее по моей руке, на мгновение лишило меня слуха, поэтому сказанное им не доходило до меня, пока я не вошла в класс (на этот раз рано), не села и не нашла Хукер, на ее лице была написана та же озабоченность.

— Все закончится, оглянуться не успеешь, - сказала она. — Вам двоим, возможно, даже не придется разговаривать. Он будет слишком занят тем, что все остальные будут целовать его задницу.

Прежде чем я успела спросить, что она имеет в виду, раздался голос по внутренней связи.

— Учащиеся старших курсов, пожалуйста, явитесь в аудиторию на сегодняшнее собрание по борьбе с преступностью. Мы позовем студентов младших курсов в ближайшие несколько минут, а потом второкурсников и первокурсников.

Я закрыла глаза.

— Что? Только не говори мне, что ты забыла! Шпиц, ты боишься этого дня.

Она была права. Обычно я все планировала заранее и в дни собраний притворялась «больной». Моя несвоевременная забывчивость показала, насколько отвлекающей была ситуация с Бексом и планом Ф.Б.Ф. Я собиралась сказать Мисс Вега, что больна – идея про спазмы в животе была придумана совсем недавно, но все равно была достаточно правдоподобной. Она, вероятно, разрешила бы мне уйти с собрания и пойти к медсестре.

Но тогда это бы значило, что я позволила ему напугать себя.

Чего я не могла – не должна была допустить. Отпроситься – это одно, но прятаться в медпункте, пока он хорохорится перед моими сверстниками, было проявлением трусости.

Оставалось только одно.

— Scheisse (прим.: с немецкого Дерьмо), - выругалась я.

— Scheisse, - согласилась Хукер. — Твой отец – совершеннейший scheisse с головой, полной scheisse. Он – один большой кусок scheisse со значком.

Я выдавила из себя улыбку, но она задержалась недолго.

«Пора пойти посмотреть, как мой папа, помощник шерифа, играет героя для толпы несведущих», — подумала я.

Признаю, шоуменом папа был хорошим. Для детей и большинства учителей это была любовь с первого взгляда. Он, его блестящая черная униформа, истории о преступлениях и поимке преступников – они покупались на все это. Минут через тридцать девочка из моего класса наклонилась ко мне и сказала:

— Слушай, Шпиц, твой отец потрясающий!

В этот момент он демонстрировал различные способы застрелить нападающего на бегу. Думаю, захват был впечатляющим, но не неожиданным. Парень был вдвое меньше его, а папа, бывший полузащитник, напал сзади. На мой взгляд, несправедливо.

Услышав это, сидевший в ряду перед нами учитель статистики мистер Вудрафф завертелся в своем кресле, было видно, что он взволнован.

— Так ты говоришь, там твой отец?

Мистер Вудрафф, очевидно, был под чарами Ника Шпица.

— Ну да, - ответила я, стараясь, чтобы мой голос не звучал горько.

— Ты счастливая девочка, - заметил он и отвернулся.

Я поморщилась.

Папа и другие офицеры перешли к презентации. В презентации было несколько слайдов, на одном из них была изображена круговая диаграмма, на которой отображалось количество жертв по городу. На другом – определения разных видов преступлений и сроки тюремного заключения для каждого, реклама отдела, в том числе качества, которыми должны обладать потенциальные кандидаты. А на последнем – изложение способов, как соблюдая закон, граждане могут помочь при борьбе с преступностью в собственных кварталах. Ну а под конец мой папа вещал какую-то ерунду о том, что молодежь – наше будущее и может изменить мир.

Когда нескончаемая социальная реклама все же закончилась, все зааплодировали. Мы с Хукер держали руки на коленях. Я была уверена, что она сделала это скорее для того, чтобы поддержать меня, но жест я оценила.

Учащимся старших курсов нужно было оставаться и задавать вопросы, пока копы спускаются к зрителям. Папа ни разу на меня не посмотрел. Даже когда вопрос задал парень, сидевший справа от меня – Эверетт Понс, совершеннейший лизоблюд. Я же будто была невидимкой. Что меня вполне устраивало – ведь мне не придется перекидываться словами с этим придурком.