Те слова тогда упали в грудь крюком и накрепко зацепились за совесть.

Жить в неизвестности — хуже всего. Она грызет изнутри, разъедает, как рак. Мешает дышать, не дает пережить потерю — ведь даже не знаешь: а потерял ли? Может, завтра дочь, подруга вернется? Улыбнется, признается, что скучала… Или все же не вернется никогда?

И все никак не поймешь: за что она тебя покинула? Продолжаешь изо дня в день ковыряться в воспоминаниях, пытаясь пропустить свои последние слова и поступки сквозь призму ее восприятия: не обидела ли чем ненароком?

Прежде, чем Лера успела передумать, она написала с чужого аккаунта правду:

— Ира умерла. Пусть Любовь Сергеевна закажет молебен за убиенную дочь.

И вот теперь перед ней на стуле сидел плод ее импульсивной щедрости и желания облегчить чужие муки неизвестности. Смотрел на нее внимательно, с особым прищуром, как будто принюхиваясь. Отлавливал каждое движение лицевых мускулов, каждый фальшивый аромат пытался различить. Вот почему спрашивал про покер…

Кажется, ситуация безвыходная, но на деле выход есть, и он предельно прост.

Настало время исчезнуть.

И тут других вариантов не предвидится, потому что задачку вторым способом не решить.

— Соболезную. Но я не знала твою сестру, — пролепетала Лера, пожав плечами. — Как она умерла, мне не известно.

— Известно, — рявкнул он. — Сообщение было послано с деревенского барного компа. Кроме тебя в субботу утром, соц сетями никто не пользовался. Ты единственная приезжая в этой деревне. У тебя единственной был шанс знать мою сестру и написать сообщение Алисе.

— Какое сообщение? Какой Алисе? О чем ты? Тебе тоже вчера в драке голову пришибло? Отстань от меня!

Лера очень правдоподобно изобразила истерику: взвизгнула, неловко всплеснула руками, но этот бугай даже бровью не повел. Стоял и ждал, пока кончатся ее взбрыки, и она, наконец, ответит по существу. Ждал того, чему то ли не бывать, то ли не миновать… Тут уж кто кого переиграет.

— Я… В туалет хочу, — призналась девушка, даже не покривив душой против истины. От волнения ей захотелось в уборную. — Здесь недалеко, за домом.

— Знаю. Я провожу, — пообещал незнакомец, на корню руша ее планы. Можно, конечно, было бы возразить, что под охраной ходить в нужник некомфортно, но ведь заранее понятно, что требуемого эффекта их словесные баталии не возымеют. Однако, раз представилась возможность потянуть с ответами, Лера вышла из дома и не спеша зашагала вглубь сада. На полпути к трухлявому туалету, она резко повернулась и врезалась в свой экскорт. Схватила его за руку обеими ладонями, поймала глаза в тиски своего взгляда и пошла ва банк:

— Мне снился вещий сон сегодня. Никаких коров, никакой деревни, никаких полей и лесов, никакой Эйфелевой башни. Очень спать хотелось. Ресницы просто свинцовые. Ветерок убаюкивает… Ты чувствуешь… Как веки слипаются от усталости… Нет сил сопротивляться… Чувствуешь! Как приятная усталость окутывает все тело…

Парень сомкнул ресницы, и Лера внутренне возликовала, предчувствуя победу. Продолжила уверенно рубить усыпляющий текст. Но через несколько секунд, объект ее гипноза открыл глаза и удовлетворенно хмыкнул:

— Наконец-то, я тебя вспомнил! Ты же гипнотизерша, к которой таскался Ваграм! Ира про тебя рассказывала на нашей последней встрече… Ну что, продолжай вещать! Расскажи, что тебе там еще НЕ снилось, в своем сне. Про то, что снилось, можешь не добавлять, так даже интереснее.

Глава 8

Лера выругалась про себя длинно и заковыристо. Если бы ее мысленную тираду услышал Мироныч, он бы, наверняка, возгордился успехами своей ученицы. Внешне однако девушка ничем не выдала ни досады, ни отчаяния. Вот еще! Улыбнулась беззаботно, пожала плечами, развернулась и с царской осанкой продефилировала к туалету.

Следом, разумеется, раздавались еле слышные шаги.

Закрыв за собой хлипкую дверь и законопатив себя таким образом в специфическом амбрэ, Лера даже всхлипнула от накатившей тоски. Вот оно, самое дно жизни! Ей казалось, владение гипнозом сродни козырному тузу в рукаве. В своей нынешней ипостаси она берегла его на самый крайний случай. Но случай наступил, туз изъят на белый свет… А козыри на поверку оказались совсем не те.

Долго грустить среди крепких ароматов не получилось. Она вышла из своего дощатого укрытия и сразу наткнулась на темный, настороженный взгляд чужака. В этом взгляде светилась внутренняя мощь, власть, которой хотелось подчиниться. Вот почему он не гипнабельный. Сталь под себя не прогнешь, она сама кого хочет продавит.