С реки подул ветер, принеся с собой шум парада в честь дня Святого Патрика, двигавшегося из района на реке в сторону главного вокзала. К этому присоединилась музыка из пивных, ирландские скрипки и быстрые басы. Невыносимо. Только бы уйти подальше от всей этой суеты! На остановке "Музей искусств" я остановился, закрыл глаза и попытался сориентироваться. Была почти половина пятого. В это время на этой территории было безопасно для меня.

Только номер семь (лысый продавец уличных газет за углом), мог доставить неприятности. А в моем состоянии я не должен был ввязываться ни в какие игры. Нет, лучше было сразу скрыться на нейтральной территории и проехать пять остановок на электричке до моего квартала. Одно плохо, у меня не было денег. Без особых надежд, я засунул руку в карман джинсoв и в самом деле нашел там купюру. Вероятность того, что Гизмо не случайно забыл ее в джинсах, а специально подсунул мне, как всегда была 50:50.

Не знаю, сколько людей таращились на меня в электричке. При тусклом освещении вагона я мог видеть свое отражение в стекле. Гизмо был прав: есть такие отражения, которые лучше бы не видеть. Я представил, что бы сказала Гэзель насчет моего вида. Была бы она вообще в состоянии понять, что со мной - с нами - произошло?

Моя квартира, если ее можно было так назвать, располагалась за автостанциями, там, где дешевые комнаты и никто не требует с тебя паспорт, если ты расплачиваешься за квартиру наличными и на руки. Мне даже вдвойне повезло: я получил крошечную квартирку под крышей, только потому что нравился домовладелице. С крыши можно было видеть большой автосалон, а за ним высотные дома на реке. От метро до дома было не так уж далеко, но я был так обессилен, что мои мысли уже смешались с предвестниками галлюцинаций.

В этой местности ничто не напоминало о праздновании дня Святого Патрика. Никаких зеленых флагов и лент, никакой громкой музыки из окон. На ходу я достал чужой телефон и набрал стандартный код Гизмо. Раздался резкий звук включившегося телефона. Опустив голову, я ковылял по вымощенному голубиными испражнениями внутреннему двору, размером не больше почтовой марки, к почтовым ящикам. Болты на креплении моего почтового ящика шатались так, что его запросто можно было приподнять сбоку. В маленьком отверстии в стене, откуда я удалил строительный раствор, лежал мой ключ. Я никогда не носил его с собой. Однако мне постепенно нужно было взять в привычку откладывать деньги кое-где в городе.

Держа ключ в руке, я со стоном прислонился к стене дома и поднял сотовый до уровня опухших глаз. Важные номера были у меня в голове, трудность заключалась в том, чтобы набрать их. Я пытался не смотреть при этом на свои ногти.

– Господин Чой, - ответил строгий голос. Я не имел ни малейшего понятия, как моего шефа звали по имени. Даже, когда он представлялся официально, то говорил только: - Я господин Чой из Пусан.
– Как будто в каждом корейском городе был только один человек с таким именем и каждый должен был воскликнуть: "Ах, это Вы!

– Господин Чой, это Джил...

Продолжить мне не удалось. На меня обрушилась волна проклятий, начиная с того какой у меня сомнительный характер и заканчивая моим мрачным будущим, где я был наркозависимым безработным, живущим на помойке за городом. (В его представлении, каждый моложе двадцати был наркоманом). Господину Чою удавалось сделать так, что его тон звучал по-хамски. А громкость, с которой он орал в телефон, окончательно добила меня. Пришлось держать сотовый на расстоянии, чтобы хоть как-то выносить пульсирующую головную боль.

– Меня избили, - объяснил я, как только Чой замолчал, чтобы набрать в легкие воздуха. Наконец-то, он оторопел. Секунда паузы была бесконечно приятной.

– Полиция?
– последовал недоверчивый вопрос.

Я чуть не рассмеялся. Чою всегда было ясно, кто был на стороне темных сил.

– Нет... парочка пьяных.

– Ты их спровоцировал, да?

– Нет, господин Чой! Я просто был не в то время не в том месте. Не повезло. Я бы Вам позвонил сегодня утром, но был без сознания, к тому же эти типы украли у меня сотовый.

Наступила пауза, достаточно длинная, чтобы бросить монетку. Наверное, он это и делал. Выкинуть его или нет? А может он проверял на дисплее номер, действительно ли он был другой. Я сглотнул, напряженно выжидая, а мысленно уже находился в поисках другой работы.

– И когда ты окончательно придешь в себя, чтобы снова работать?
– он так внезапно крикнул мне в ухо, что я вздрогнул. Может мое неясное произношение убедило его в том, что я говорил правду. Почти правду.

– С середины недели... по крайней мере, я надеюсь, - пробормотал я. Мимо входа во внутренний двор прошла женщина. Даже на расстоянии десяти метров ветер донес до меня аромат ее дурманящих, тяжелых, лавандовых духов. Каждый удар каблука об асфальт звучал как выстрел, отзывавшийся болью в черепе. Она не сочеталась с этим кварталом. Здесь люди ходили в магазин в бигудях и в потрескивающих синтетических спортивных штанах. Она напротив была одета в коричневое деловое платье, украшенное дорогим, зеленым как День Святого Патрика, шелковым платком. Клак - клак-клак...

– Либо ты приходишь во вторник в утреннюю смену, - раздалось с другой стороны провода, - либо не приходишь вообще.

Но этого я уже не слышал. Как не слышал и щелчок, когда Чой положил трубку. Вспышка в голове, вернувшая меня в прошлое, настигла меня так внезапно, что я словно раненый, хватал ртом воздух, а пульс начал зашкаливать. Клак-клак эхом отзывалось в голове. И вот, я вновь оказался возле дома Зое.

Это был всего один эпизод: ясная ночь. Тот момент, когда меня ударили об стену, и я увидел как мои часы, как будто в замедленной съемке слетели с руки. Оторванные куски кожаной куртки, которые я в прыжке смахнул с плеч, прежде чем Морис нанес мне удар во второй раз.