Шрифт:
— Логично. Если припрет, и надо будет идти на повышение — лучше в сердце и сзади. Я знаю — ты так сможешь. Хорошо?
— Я запомню.
Снова молчание. Покой. И синее небо со стервятниками в вышине. Оба человека знали, что через час другой это начнется, и каждый хотел, как глубокий глоток воздуха перед прыжком в омут — запомнить этот миг неба и тишины.
— Трудно было все это провернуть? — Снова нарушает молчание горбун.
Большой задумывается, глядя в бездонное чистое небо, точками по которому движутся стервятники.
— Наверное. Я как то над этим не задумывался. А сейчас…. Знаешь, ведь все могло пойти совсем по-другому если бы твоя племянница тогда не сказала, что Яков-полукровка на нее засматривается. Вот тогда все и начало закручиваться в красивую такую интригу. Свободу воли никуда не денется. Можно взять из церковной нычки нашего святоши Маркуса две мосинки и то, что ты назвал швейной машинкой. Можно спрогнозировать действия сторон, можно даже самому принять участие, но без горячего, незамутненного сторонника столкнуть первый камень — ничего бы не получилось.
— Ты знал, кто такой Яша?
— Давно. Уже лет пять или шесть. Но тот был идейным, рыцарь без страха и упрека…Не думай о секундах с высока, трам-пам-пам, — лежащий на спине человек сделал нарочито неуклюжую попытку спеть дирижирую при это м руками воображаемому оркестру. — Он мог пообещать с три короба, а потом кинуть, и сообщить технарям что пара их людей давно раскрыта, а когда все начнется — будут еще и вскрыта. Потому две маленькие девочки и любимая жена стали такой себе соломинкой, что сломала ему стержень.
— Она его любила. И любит.
— Полюбит снова. Уже другого. Ей и 20 нет. Тем более, что скорее это он ей любил, а она давала себя любить.
— И что ей теперь делать?
— Выходить снова замуж и рожать детей. Тем более что в Обители Веры скоро соберется уйма холостых полубратьев и их отпрысков. Сколько она сейчас весит?
— Под сотню…
— О! По нынешним временам — Афродита. Несбыточный идеал красоты. Не пройдет и месяца, как она под стойким мужским напором напрочь забудет своего Яшу.
— Не забудет.
— Да, не забудет. Но будет помнить как страницу своей биографии — давно прочитанную, и перевернутую.
— Скорее всего.
Появление третьего участника прерывает диалог.
— Все достал.
— Хорошо, Савва. Теперь быстро яму зарой, и закидай. камнями. А сверху разожги костерок. Небольшой.
— А бандуру куда?
— Бандуру?
— Бандура, рояль, швейная машинка. Отец Савус называл это по-разному.
— Ну, Савва, тогда тащи этот рояль в те, кусты.
Старик вдруг сгибается. Его спина дрожит.
Первой и единственной мыслью горбуна Савуса было — «Инфаркт!».
Но через мгновенье он понимает, что его спутник просто бьется в припадке истерического смеха.
Наконец, проржавшись, старик говорит. — Да, Саввушка, аккуратно тащи эту рояль в те кусты. — А потом отхекавшись вдруг спросил, — Савус, ты знаешь что означает фраза «Рояль в кустах»?
— ??
– Это раньше означало заранее подготовленный экспромт. То, чего тут просто не могло быть потому, что не могло, а оно есть…и играет.
— Могли бы взять другой рояль, тот, что полегче.
— Могли бы. Но, во-первых, когда мне было 18 или 19 лет, точно уже не помню, я пару месяцев играл именно на таком «рояле». Я его знаю и помню. И это важно.
— Это единственная причина?
— Главная. Из двух главных. Помнишь наш разговор, Савус? Ты в поле работаешь последние лет 15. Почему ты уверен, что они пройдут именно тут.
— Я же уже говорил. Степь широкая, но путей в ней немного.
— Щляхов, — поправляет горбуна старик. И про себя нараспев декламирует, — выбить крымского хана с изюмского шляха.
— Ну, хорошо, шляхов так шляхов. Шлях — широк, но у них несколько тяжелых повозок.
Повозки пройдут не везде.
Тут, — Савус топнул ногой землю, самый кроткий и удобный путь от Данапра до Технограда. И тут же одно из бутылочных горлышек, через которое проходят все.
— Но ты забыл упомянуть еще об одной детали. Отсюда до Седьмой Цитадели три недели лошадью, а до первых застав Технограда — день пути пехом.
То, что ты назвал малой бандурой, можно быстро донести от Седьмой Цитадели, и даже от Обители Веры — сюда.