Солнце миллионами радостных искр сверкало и переливалось в снежинках.

В высоком, очистившемся небе торжественно кружила большая свободная птица.

Юля, забывшись на минуту, зачарованно застыла у окна.

В Москве, наверно, тоже уже белым бело.

Вечером улицы расцвечены рекламой, люди переоделись в зимние вещи, торопятся по своим делам, заходят в магазины.

Гуляют по заснеженным паркам, дети бегают по снегу.

На дорогах мокрая ледяная кашица, машины выглядят серыми от дорожных брызг. Кругом движение, оживление и жизнь…

Суета, смех, свобода… Скоро начнутся предновогодние распродажи. Яркие, весёлые, сказочные…

Ищет ли её кто-нибудь? На работе потеряли?

Должны бы уже понять, что с ней что-то случилось.

Маша, наверное, тоже уже знает, что она пропала…

И её любимый мужчина…

Найдите же меня! Пожалуйста, поскорей найдите!

Георгий откинулся на спинку дивана и, насупившись, как обычно, ждал её очередного промаха, чтоб сорвать своё плохое настроение.

Играла музыка.

Тонкая фарфоровая чашка вдруг выскользнула из пальцев задумавшейся девушки, ударилась о пол и раскололась на несколько осколков.

— Чёрт! — выругался мужчина, — Ты хоть что-то умеешь делать, не ломая, не разрушая?! Как ты жила, такая…такая… Как ты жила?! — не находил он нужного слова.

Юля развернулась от окна, посмотрела на разбитую чашку и эхом повторила, будто вспоминая далёкое прошлое: «Как я жила?.. Как я жила! Как же я жила!»

Вдруг, подняла руки над головой и дерзко, зло смотря в глаза своему врагу, начала ритмично двигаться в такт звучащей из колонки музыке.

Смело, активно, неудержимо. Осколки разбитой чашки хрустнули под ногами…

Подпнула их ногой в сторону Георга, сбросила огромную, чужую растянутую кофту со своих плеч и закружилась под мелодию в комнате.

То приближалась к мужчине вплотную, то молниеносно отскакивала, прыгала, трясла по-цыгански плечами, выписывала немыслимые движения.

Глядела нагло, в упор, глазами полными презренья.

Смахнула на пол неубранные тарелки, прошлась по ним, растоптала под ритмы музыки.

Сорвала с кресла яркую тряпку и продолжила дикий танец, размахивая ею.

Волосы ветром светились в лучах торжествующего солнца.

Это был безумный танец жертвы, которой уже нечего терять. Как последний танец в жизни.

Мужчина застыл.

Сначала сделал движение подняться.

Потом, сжав губы, загоревшимися глазами жадно следил за тоненькой, гибкой фигуркой, с отчаянной грацией скакавшую по его унылому дому.

Яростный зверь в его душе неукротимо рвался наружу.

Мелодия закончилась.

Девушка остановилась напротив него и, глубоко дыша, прищурив глаза, раскрасневшаяся, с растрёпанными волосами, ждала расправы.

Дерзкая, злая, готовая к битве. Он, наклонив голову, глядя исподлобья, несколько раз тяжело ударил в ладони, изображая аплодисменты.

— Браво… А, теперь, женщина, тебе лучше уйти, — медленно и грозно процедил он.

Его грудь вздымалась, ноздри хищно втягивали воздух.

— Уходи!!! Быстро!!! — прорычал он, мгновенно вырастая бешенной скалой, поднимаясь с дивана, видя, что та замешкалась.

И усмехнулся, когда увидел, как Юля молнией кинулась в свою каморку и захлопнула дверь.

Девушка с ногами забралась в кровать, одновременно пугаясь и радуясь своей выплеснутой отваге.

Георгий подошёл к столу, навалился на него и несколько раз со всей яростью обеими кулаками ударил по столешнице.

Посуда подпрыгнула и прощально звякнула… Его руки дрожали.

Через время сел в машину, уехал. Вернулся поздно.

Выпустил девушку из комнаты, ушёл, не взглянув на неё.

Юля бесшумно выскользнула, перекусила в одиночестве и тихо укрылась в своей комнате.

Ночью в доме стонала и рыдала музыка, что-то падало, гремело. Просачивался запах сигаретного дыма, непривычный для этих стен.

Мужчина метался из угла в угол, несколько раз подходил к двери в её темницу, заставляя девушку подскакивать в постели и прислушиваться, затаив дыханье.

Потом всё стихло.

Спала в одежде: футболка, джинсы с тугим ремнём.