И не только в Туле. Дел хватало.

Но Иоанн свет Васильевич представлял собой типичного советского интеллигента по духу. С поправками на эпоху, разумеется. Который только в совершенно отчаянных случаях решался проливать кровь. Он являл собой человека начитанного, но в той же степени припадочного и мистичного, с известной степенью фатализма. Правителя влиятельного, но стыдливо оправдывающегося перед изменником в своих письмах[1].

Хотя, конечно, спустя века это выглядело не так. Особенно под соусом династической пропаганды Романовых и противников его в Ливонской войне, выставлявшей первого Царя настоящим людоедом. Словно бы в насмешку над теми зверствами, которыми разводили его коллеги в соседних странах в те же годы. В том числе и для того, чтобы успокоить бунтарей да еретиков. На их фоне Иоанн выглядел натурально Хоботовым из Покровских ворот. Но разве такие мелочи когда-то останавливали пропаганду? Ври. Чем больше, тем лучше. Чем чудовищнее, тем легче вериться. Особенно если ничего не знаешь ни о стране, ни об эпохе.

И это было плохо.

Это было настоящим проклятьем.

Потому что ту свору бешеных псов, которая Иоанна Васильевича окружала, такой человек удержать не мог. Даже в теории. Даже после того, что самых выдающихся мерзавцев Андрюша пару лет назад бесхитростно зарезал.

Но он — не Царь. И стать им не только не может, но и не хочет. А потому большую чистку среди «потерявшей берега» аристократии проводить должен монарх лично. Как старой — боярской, так и новой — поместной. Благо, что слухи о том, что начали творить помещики ему уже донесли. Да он и сам знал настроения в полках. И вряд Иоанн не знал о них… и все равно ничего не предпринимает…

Андрей нервно дернул щекой.

И раздраженно скривился.

Он вдруг поймал себя на мысли, что просто не понимает, когда на просторах его Родины было все хорошо и ладно. Когда был этот пресловутый Золотой век? Всегда какой-то бардак… Всегда какие-то чудовищные проблемы… И даже если где-то удавалось добиться какого-то локального успеха, то в остальное все выглядело плохо, либо очень плохо. Как там говориться в анекдоте? Или рукав порван, или сапог в дерьме? И проблемы эти проистекали, как всегда, из людей. Своих собственных людей. Ибо никто его Родине не причинил больше вреда, чем она сама. Как, впрочем, и везде…

***

— Значит покушение провалилось…

— Судя по всему, моя Королева, оно и не могло преуспеть. Зато теперь я понимаю спокойствие Андреаса. Он эти несколько лет не только войском занимался, но и расставлял ловушки для будущих убийц. В одну из них, как дети, и попался отряд поляков.

— Поляки… — покачала головой Елизавета. — И кто их послал? Удалось выяснить? Неужели это действительно Сигизмунд?

— Ходят разные слухи, моя Королева. Я слышал всякие мнения — от турок до французов. Сигизмунда большинство даже не рассматривает. Он слишком труслив для этого. Да что и говорить — даже войну он начал только под давлением ультиматума, который выдвинули ему магнаты. И как начал… словно он тут не при чем.

— И чем Сигизмунд сейчас занят?

— Безвылазно сидит в Вильно. Толи затаился, толи чего-то готовит, толи он взят под стражу влиятельными магнатами. Пока выяснить это не удалось. А учитывая осторожный характер короля, то это вряд ли будет просто. В его случае эти варианты едва ли могут быть отличимыми друг от друга. Во всяком случае — сейчас.

— Бедняга… — покачала головой королева. — Его ведь могут назначить главным виновником во всей этой заварушке.

— Так и будет моя Королева, так и будет, — покивал Уолсингем. — Не удивлюсь, если магнаты, когда их прижмут, убьют короля и объявят его виновником во всем. Что это он их вынудил вступить в войну нарушив Божий мир. Да и покушение это припомнят, опять же, совершенно глупое.

— Габсбурги уже отреагировали?

— Пока молчат, но, судя по слухам, Фердинанд планирует вторжение в Польшу. Болтают, будто он уже начал собирать войска. И даже начал привлекать к предстоящей кампании венгров.

— А Филипп?

— Он занят защитой Нидерландов от датчан. Говорят, что после того, как Андреас переманил на свою сторону прикормленный им орден и целую толпу наемников, он обижен на него.

— Император Восточной Римской Империи… — медленно произнесла Елизавета. — Он это серьезно?

— Он непредсказуем и любит неожиданные шаги. Но выделение Антиохийского княжества в вассальные владения Империи, равно как и дружба с Трапезундом позволяет предположить, что да — очень даже серьезно.

— В том-то и дело, что он любит неожиданные шаги…

— Генрих Валуа отправил в Тулу к его супруге небольшое посольство…

— Генрих?! — вскинулась Елизавета, перебивая Уолсингема. — Но зачем?

— Андреас, судя по всему, очень крепко и решительно зашел в земли Османской Империи. И в Париже не верят, что Сулейман оправиться. Поэтому они начали искать дружбы с новым ключевым игроком в регионе. Заходя через его жену, вероятно, для заключения династического брака.

— Это точно?

— Нет, конечно нет. Точных сведений у меня нет. Только слухи. Просто мне шепнули, что дочь Генриха Маргарита вполне подходит на роль супруги для сына Андреаса. Если же этот брак будет заключен, то франко-турецкий союз может превратиться во франко-византийский. И разбить его Габсбургам станет ни в пример сложнее.

— Насколько я знаю, Андреас испытывает очень прохладные чувства к Генриху.

— Поэтому это небольшое посольство повезло в Тулу большие и богатые дары. А кроме того — их сопровождает сильные контингент, дабы явить свой флаг в Москве и обозначить интересы Парижа. Так что Иоанн де Рюс без всякого сомнения постарается всячески способствовать этому союзу.