Квентин ждал, приподнявшись на стременах. Зрение у него было превосходное, но на слух он полагался не меньше. Листья хлавинума, когда разворачиваются, всегда хрустят тихонько. А вот выродки двигаются бесшумно. Может быть, именно сейчас, когда хлавинеру не до них, они подкрадываются ближе. Ползут на брюхе с подветренной стороны, и ни одна былинка не шелохнется. Но такое уж ремесло у хлавинера – никогда ничего наверняка не знаешь. Вся надежда – на выучку, острый клинок и быстрого коня.

Где-то справа раздался знакомый хруст, и Квентин, не глядя, метнул пэль на звук. Лезвие сочно хряпнуло. Не промазал, значит.

Начиналась самая опасная часть работы. Корень хлавинума, ради которого все и затевалось, уходит в землю глубоко, иной раз на несколько локтей, и держится крепко. Поэтому хлавинер должен спешиться и, уподобившись свинье, нашедшей трюфель, со всем возможным тщанием выкопать хлавинум целиком. Тут-то выродки обычно и нападают. Хорошо, если с тобой напарник – он прикроет. Но с тех пор, как не стало Майлза, Квентин ходил на промысел один. И вовсе не из жадности, как считали некоторые кресты, что без толку набивались к нему в напарники.

В последний раз оглядевшись, Квентин пал на добычу, как ворон на падаль, выдернул из земли пэль и стал рыть – только комья полетели. Хлавинум попался крупный, с толстым жестким корнем, не ровным, а ветвистым и крученым, как это бывает от избытка влаги. Поди, вырой такой. Наудачу Квентин рванул его обеими руками. Неожиданно корень подался, и Квентин, не удержавшись, потерял равновесие и рухнул на спину.

Он тут же вскочил, но никто не бросился на него – ни хитрый круда, ни мохнатый волкодлак, ни злая болотная свинья. Никому сегодня не было дела до того, что хлавинер Квентин промышляет в Проклятой земле.

Солнце еще стояло высоко. Дома, в Чистой Земле, за то время, что уходит у опытного хлавинера на промысел, ничего стоящего не успеешь сделать. Но здесь, где все враждебно человеку, и любая задержка грозит гибелью, только успевай, поворачивайся. Квентин знавал всего троих, кому довелось провести ночь в Проклятой Земле и остаться в живых. Одним из них был он сам, и предложи ему кто место Верховного Наместника в обмен на еще одну такую ночку – в рожу бы плюнул.

Тщательно отряхнувшись – мало ли какая мерзость тут прилипнет – Квентин наскоро очистил свою добычу от земли и спрятал в седельную сумку. За сырой хлавинум платят двойным весом золота, а маг Лугару, хоть и нудьга придирчивый, но честный до невозможности и обвешивать не станет. Сезон можно было с чистой совестью закрывать.

Правда, на этот раз с Гаем поквитаться так и не удалось. Ну, ничего, вот оттает земля по весне, и они еще встретятся. Хотя, как знать, может и раньше. Квентину еще предстояло добраться до Рубежа, и этот короткий путь вполне мог стать для него последним. Много их было, беспечных, погибших с добычей в руках. И похоронить-то нечего теперь. Только имена, помеченные крестами, остались на темных от времени досках в большом зале «Трех Ключей».

Гай закрыл книгу и устало провел рукой по глазам. В лесу быстро смеркалось. Гай прекрасно видел в темноте, но лишний раз напрягать зрение не следовало. Глаза даются человеку при рождении одни на всю жизнь, и заменить их нечем. Отрубленные пальцы отрастут за год, оторванное ухо – за полгода, глаза – никогда. А книга, это изобретение выродков, могло сделать слепым кого угодно.

Письмена хороши для хозяйственных надобностей, коротких заметок, передачи распоряжений. Их удобно вручить быстроногому Хараш, чтобы отнес, кому следует. Но хранить в книгах знания, накопленные за долгие годы, могли додуматься только выродки. Такова их природа – идти к цели самым нелепым, самым трудоемким путем, чреватым саморазрушением.

Положим, требуется получить общее представление о предмете. Тогда и книга годится. Но как быть, если нужен ответ на один-единственный вопрос? Читать книгу от начала до конца? А если нужного там не окажется?

Впрочем, Гай уже не раз убеждался, что потеря времени для выродков – невеликая потеря. А как они любили множить ненужные слова, иногда вовсе не добираясь до сути! Гай был человек и не терпел пустословия. Альмас, хранившие знания людей, никогда себе подобного не позволяли. Их память была совершенна, мысль ясна и свободна от свойственных Проклятым страстей.

Слово страсти Гай почерпнул из книг, и смысл его открылся Гаю далеко не сразу. Понадобились годы сопоставления разных текстов, прежде чем Гай пришел к выводу, что сами выродки обозначали так свое духовное уродство. Удивительным образом, они не только осознавали его (что само по себе стало для Гая откровением), но и находили в нем и радость, и красоту, и высший смысл. Существо, лишенное страстей, представлялось выродкам ущербным, духовным калекой. Воистину, они носили семена погибели своей в собственной природе. Но в этом и была суть Проклятия.