– Тебе, как всегда, сопутствует удача, да убережет тебя Пророк от иного, – прошелестел Лугару.

Оба сотворили знак Пророка, стукнув кулаком одной руки по ладони другой – хлавинер с ленцой, маг истово. Кисти у Лугару были бледные, почти прозрачные, и весь он был такой же, сухой и бесцветный, как старый гороховый стебель. Глаза маг всегда опускал долу, голову преимущественно держал склоненной, так что собеседник видел только пробор в его жидких белых волосах. Говорил Лугару негромко, но чрезвычайно отчетливо, о духовном – красноречиво, о мирском и суетном – скупо, как и положено Молчаливому гостю. Лицо у мага было такое худое и изможденное, что страх смотреть. Иной покойник, которого Лугару по долгу службы провожал в последний путь, казался здоровее. Сколько исполнилось магу лет, догадаться было невозможно. Если бы Квентин не познакомился с ним еще в ту пору, когда у обоих лбы были обметаны юношескими прыщами, а щеки не знали бритвы, то и не заподозрил бы, что Молчаливый гость молод.

Квентин привык считать Лугару своим другом, хотя дружба между хлавинером и Молчаливым гостем встречается не чаще июньского снега. Вольное братство и Орден нуждались друг в друге, но отношения их исстари были холодны. Когда весной, перед началом промысла, хлавинеры по традиции собирались на службу в храме Пророка у городской стены, лица их бывали мрачны. Двухчасовая проповедь – суровое испытание для того, кто привык пребывать в движении. Однако обычай есть обычай, и если Квентину суждено дожить до весны, то ему придется снова пройти через это испытание – уже в пятнадцатый раз.

– Двадцать шесть гран! – провозгласил Лугару. – Воистину, достойно восхищения. Воздадим хвалу Пророку и сподвижникам его, друг мой, за твое благополучие и удачу.

– О нет, только не сейчас, Лу, я завтра пойду в Храм, и тогда…

– На молитву, дитя Пророка! – строго призвал Лугару.

О-хо-хонюшки, с тоской подумал Квентин, скосив глаз на полные кубки, приготовленные на столе для обмывания. Хорошо если только моление. А ну, как проповедь? Этого златоуста красноречивого уж если понесет, так и не заткнешь, прости Пророк… Но обижать Лугару не хотелось. Скрепя сердце Квентин вылез из кресла и опустился на одно колено рядом с магом, обратив лицо к изваянию Пророка. Изувеченное колено откликнулось привычной болью.

– В незапамятные времена, вскоре после Изгнания выродков из Чистой земли, – нараспев начал Лугару.

Проповедь, точно проповедь, мысленно застонал Квентин.

– …Когда люди, освободившись от гнета рабства, только налаживали новую жизнь под водительством уцелевших Сподвижников, им пришлось изведать тяжкие лишения. Необычайно суровая зима, а затем испепеляюще жаркое лето, отмеченное нашествием никогда ранее не виданных прожорливых насекомых, опустошавших поля, стали причиной глада и мора…

Про глад – это он верно подметил. Из кухни тянуло запахом запеченного окорока. Квентин сглотнул слюну. Сказать по правде, многие бы с радостью заплатили Молчаливым гостям большие деньги, чтобы орденский маг помолился в их доме, осенив его благодатью Пророка. Но Квентин, что греха таить, не был благоусерден ко Храму. И так достаточно послужил Пророку, чтобы после смерти встать по правую руку его, рядом с другими избранными, разе нет? Тем временем Лугару разошелся не на шутку:

– И тогда Пророк, и после кончины своей не оставлявший род людской попечением, явился во сне сподвижнику Мартину и открыл ему великую тайну. В Проклятой земле, куда изгнал Пророк злокозненных выродков, там, где пролилась когда-то кровь Первосподвижника Хлавы, произросло чудесное растение, хлавинумом называемое, способное удесятерять силы магов, дарованные им по праву рождения. С его помощью маги, столь немногочисленные, смогли бы справиться с постигшими людей бедствиями. И возопил во сне сподвижник: «Но учитель, кого же я пошлю в Проклятую Землю за чудесным растением?»

Мысли Квентина потекли в другом направлении. Вопить во сне – это и с ним случалось, хоть и не Сподвижник. Последнее время, хвала Пророку, вроде бы реже, а до этого – чуть не каждую неделю. Как ночь переломится, так и просыпаешься от собственного крика и снова видишь – живо, будто только-только все случилось – черную яму, колья, окрашенные алым, а потом все делается синим, как под водой.

– «Пошли тех, кого не придется с кровью отрывать от сердца своего», – ответствовал ему благой Азарий. Проснувшись, сподвижник Мартин отправился за советом к сподвижнику Игнатию, и тот велел избрать среди приговоренных им к смерти преступников охотников идти в Проклятую землю и заслужить тем самым прощение. Ушло их три дюжины, а вернулись лишь четверо, но ни один не пришел с пустыми руками. Наученный во сне Пророком, приготовил сподвижник Мартин из хлавинума снадобье и дал каждому магу его отведать. Всякий, кто вкусил его, чувствовал, как его Силы возросли многократно, хотя и не на продолжительное время. И только сам сподвижник Мартин не ощутил в себе никаких изменений. «То знак тебе от учителя нашего», – сказал тогда сподвижник Игнатий. – «Отныне будешь ты и подобные тебе хранить и распределять между магами чудесный хлавинум, и никто не скажет, что ты оставляешь себе больше других, ибо тебе он без надобности».

Ишь, как складно выводит, думал Квентин. Быть ему старшим магистром. Или еще кем-нибудь большим и важным. Поди их разбери, магов, со всеми их чинами и титулами, в каждом Ордене они свои. А вот в Вольном братстве чинов нет. Есть только выборный глава братства. Но на то оно и Вольное. Интересно, что там потом стало с теми преступниками, первыми хлавинерами? Отчего про них в Книге Пророка дальше ни слова? Надо думать, выродки их всех не сожрали… Но ученики остались.

– И благословен будь тот, кто не щадя живота своего, добывает в Проклятой земле хлавинум на благо всем нам! – с чувством закончил Лугару.

– Аминь, – Квентин поднялся на ноги. И как это некоторые часами в Храмах на коленях простаивают?

Они с магом взяли кубки, чокнулись, осушили, как положено, одним глотком. Пепельные щеки Лугару слегка порозовели.

– Скажи, Квентин, что ты думаешь о твоем собрате Робине? – Лугару убрал с лица просветленно-молитвенное умиление – словно в карман спрятал, и голос у него стал неторжественный, будничный.

– Робине Беспалом?

– Нет, Робине из Хэбери.

– Думаю, что недолго оставаться ему моим собратом. Этот парень – корм для выродков. Он крест, хоть и пережил первый сезон. Просто повезло.