– Это ты!
– прошипел Фред яростно.
– Я узнал тебя! Ты нарочно!.. Тебе велели нас поссорить, лизоблюд!

Акула не ответил. Размеренно вышагивающий по номеру мордоворот с фотоаппаратом неприятно наталкивал на мысли о бесцеремонном обыске, и Фред завертелся, пытаясь сообразить, как отстоять свое право на сладкую жизнь, которая ему так понравилась.

– Но мне никто не звонил!
– выпалил он.
– Никто ничего не говорил!..

– Говорю я, здесь и сейчас, - произнес Акула.
– Этого мало? Более того; ваши связи с посторонними девушками не понравятся Михаилу Александровичу. О них будет доложено сегодня же, и вы после этого, - в голосе Акулы проскользнула лютая издевка, - вряд ли сможете назвать Валерию Евгеньевну невестой…

– Ах ты, кусок дерьма… Ты нарочно все подстроил, ты!..

– Босс, осторожно, он драться собирается!

Акула одним взмахом руки остановил мордовортов, попытавшихся шагнуть ему на помощь. Глубже натянул черную перчатку, педантично застегнул кнопку.

– Я сам, - процедил он сквозь зубы.
– Если человеческих слов не понимает щенок… Снимай, не останавливайся.

– Давай, нападай! Я чемпион колледжа по боксу!

– Я и вижу, что тебе последний мозг вытрясли, - проворчал Акула, уклонившись от одного выпадов в его сторону.
– Может, покинете этот номер без скандала?

Фотоаппарат все щелкал и щелкал, запечатлевая кидающегося Фреда, скачущего в одних трусах по разбросанным вещам, и уклоняющегося Акулу, длинного, черного, застегнутого на все пуговицы, в начищенных до блеска ботинках.

– Вы думаете, ваше поведение вам сойдет с рук?

Рыжий Фред в очередной раз махнул кулаком, тщательно изображая боксерскую стойку, с ненавистью таращился на Акулу, до которого, как ни старался, а достать не мог.

– И на вас управа есть, - злорадно произнес он.
– Не вы одни такие крутые! А девчонка моя! Она будет делать то, что я скажу, понял? Сегодня размолвка, завтра снова вместе! Понял? Вот она у меня где, понял? И Миша ваш там же будет! Понял?

А вот это было уже кое-что. Не слишком умный Фред выболтал то, что держал в своей напомаженной голове - есть сила, которая может противостоять Мише. Вот отчего американец был так дерзок.

– Не фотографируй пару минут, - бросил Акула, и фотоаппарат умолк, перестал сиять вспышкой.

Фред с ревом рванул вперед, словно самый дикий бык, и кулак Акулы, затянутый в черную перчатку, врезался в его голый живот, точно в печень, так, что американец, и без того красномордый, побагровел и повис, разинув огненно-красный слюнявый рот.

– За Леру, - прошипел злопамятный Акула, одновременно наслаждаясь и сатанея от того, как американец корчится от боли на его кулаке.

Вторым ударом, коротким, резким и хлестким, как удар молотка, Акула долбанул Фреда в висок, свалив его как быка на бойне. Мордовороты одобрительно засопели, наблюдая экзекуцию, а девица перепугано затаилась в постели.

– За Мишу, - с удовлетворением произнес Акула, встряхивая саднящую кисть.
– Будешь знать, как грозить.

Кровавя пелена застила глаза, Акула хотел налететь на поверженного Фреда, который от второго удара потерялся и свалился на пол, бессмысленно тараща глаза, бить его ногами. Но он справился с этим желанием, и одернул короткое пальто, переводя дух.

– Звоните Михаилу Александровичу, - коротко велел Акула, оправляя свои перчатки.
– Кажется, эти америкосы притащили сюда своих бандюков. Эт может быть опасно и ему, и Лере, и Ане.

И Анри...

– Лера! Постой, нужно поговорить.

Миша выслушал вести об угрозах рыжего Фреда очень спокойно, даже, как показалось Лассе, с пренебрежением.

– Решим этот вопрос, - сухо ответил он, и Лассе подумал, что Миша очень занят и, скорее всего, с ним рядом сейчас какой-то серьезный человек, слова которого намного важнее, чем Лера. Мише было бесполезно что-либо говорить и доказывать - это Лассе знал точно. А потому не стал приставать со своими мыслями, подозрениями. В конце концов, можно все решить самому.

Девушку он выловил у здания ВУЗа. Ожидать почти не пришлось - она появилась в группе студентов, оживленная, смеющаяся, и Лассе сам не заметил, как до боли сжал кулаки, как ногти впились в ладони… На чистом личике девушке не было ни намека на слезы, на мучительные размышления, на воспоминания - сколь приятные, столь и гнетущие.

«Спокойно, - самому себе велел Лассе, легко выскакивая на тротуар из необъятных недр черного зловещего авто, и неспешно надевая солнцезащитные очки, пряча за ними глаза. В отличие от Леры, все его переживания, бессонная ночь, мучительная, разрывающая, так некстати приключившаяся любовь были красноречиво выписаны в его покрасневших глазах. И ему сейчас не хотелось, чтобы Лера заметила их и посмеялась. Не хотелось чувствовать себя перед нею неуклюжим мальчишкой, которого отшивает девушка.
– Как бы там ни было, мне сейчас нужно думать о ее безопасности, а не… о чем попало. Просто бизнес. Какие-то вопросы я могу решать и без указания Миши. В конце концов, у меня и самого голова есть на плечах».

– Нужно поговорить, Лера, - негромко окрикнул он девушку, и та, услышав его голос, вздрогнула, обернулась, явно напугавшись. В ее ярких глазах отразился он сам - зловещий, высокий, черный, подчеркнуто-опрятный, - мордовороты с непроницаемыми лицами за его спиной… Меньше всего он хотел бы, чтобы Лера увидела его таким, да еще и перчатка… одна из перчаток не выдержала удара, тонкая кожа лопнула по шву, и Лассе поспешил ее снять, но вышло еще хуже: под нею были сбитые, кровоточащие костяшки, и Лера смотрела на его руки уже с самым неподдельным испугом.