– Нарядный, чистый, как в гроб, - оценил Миша, окинув взглядом молчаливого, словно замороженного родственника, неспешно устраивающегося рядом.
– В молодости моей такие в моде были. С утра напомадится, очки вон на нос нацепит, - Миша кивнул на тонкую оправу очков Лассе, - поедет в офис, а к вечеру уже изрешетят или подорвут… Да, что это я о своем, о стариковском. О тебе лучше поговорим. Ну чего, доигрались?

Миша сегодня был беспокоен, оглядывался по сторонам, высматривая надвигающуюся опасность, покуда Лассе усаживался. Словно чутье подсказывало ему что-то недоброе. Он заехал за Лассе не один - в сопровождении целого кортежа, как в старые добрые девяностые. Охрана, водители... Лассе, оглянувшись на это рачное великолепие, даже усмехнулся, снова ощутив себя невероятно похожим на Мишу. Да, проблемы они привыкли решать одинаково - силой... Или демонстрацией ее.

Лассе, устроившись на сидении, чуть слышно кашлянул, прочищая горло, и так же неспешно обернулся к Мише, окинув его долгим взглядом. Вся жизнь, вся сила, вся страсть, что была в этом человеке, словно сосредоточилась в его глазах, и они теперь горели лютым голодным огнем, да так, что смотреть страшно было.

– Ох ты, ох ты, - хмыкнул Миша.
– Серьезный какой! Ладно, пошутил я, вижу - не сдался, не скис. Рассказывай, Лассе Янович, чего там у вас. Чего Лерка бесится, любовь же была такая - просто смерть без Лассе! И вдруг все. Еду в Штаты и развод.

Лассе снова кашлянул, прочищая горло.

– Не о чем рассказывать, - кратко произнес он.
– Произошло недоразумение.

– Ну, какое уж недоразумение, - проворчал Миша, явно издеваясь, плотнее запахиваясь в пальто.
– Лерка говорит - кобелина ты драный, блудливый ты пес шелудивый. Изменяешь, дерешь, маньячина ненасытный, шлюх в супружеской койке. Словом, не изменился. Старый, добрый Лассе. Ну, и далее по тексту. Полный набор.

– Люси приходила, - лаконично ответил Лассе, бесстрастно наблюдая за проплывающим за стеклом пейзажем.
– Разделась. В постель легла.

– Так-таки сама и легла?
– подозрительно поинтересовался Миша, сощурившись. Лассе бесстрастно кивнул:

– Сама. Немного времени, и я бы ее вытолкал, но…

Миша закряхтел, вслушиваясь в его откровения.

– Вот же сука неугомонная, - проворчал он почему-то виновато, покачивая головой.
– Когда Бог накажет, ждать долго. Самому, что ли…

– Я ее наказал уже, - все так же ровно, спокойно, но вместе с тем и зловеще, до мурашек, произнес Лассе. С нехорошим таким удовлетворением. Улыбнувшись краешком губ.
– Вместо Бога. Сидеть она долго еще не сможет.

– Чего?
– подозрительно глянул на него Миша.
– Трахнул, что ли, в?..

Лассе снова кинул на него злобный взгляд, и Миша смолк, прикидывая в уме, что бы это могло значить.

– Нет, - огрызнулся Лассе, сверкая светлыми глазами.
– Выдрал.

Ответ еще больше поставил Мишу в тупик, но уточнять он не стал.

– Мне нужно вернуть Леру, - все тем же, вымороженным до мертвенной гулкой пустоты, голосом произнес Лассе.
– Я должен ей объяснить.

– Пару дней-то обожди, - посоветовал Миша.
– Бабы - они такие. Кричат сгоряча, ногами топают, развод, ненавижу, а потом, вроде, остывают, и ничего…

– Я не могу ждать. Я не хочу ждать!
– выпалил Лассе, мгновенно взорвавшись, раскалившись добела. Его тщательно скрываемые эмоции вырвались наружу криком, и с переднего сидения на спорящих оглянулся в удивлении охранник. На своем веку он не видел ни одного человека, который посмел бы разговаривать с Мишей так - на повышенных тонах, да и еще и требуя что-то.

– Я сказал, - рыкнул Миша, озлясь в свою очередь, - позже!

В голосе его прозвенел металл, и Лассе, ненавидяще глядя на Мишу, смолк, сжав губы так, что они превратились в узкую белую полосу.

– Ты, Лассе Янович, на меня глазами своими не сверкай, - все так же жестко, почти жестоко произнес Миша, хотя говорок его, знаменитый, обволакивающий, обаятельный, не изменился.
– Все я знаю, все я понимаю, сам молодым был. Своя баба хороша под боком, да только сейчас опасно ее без охраны-то выгуливать. Ты вот молодой, дерзкий, - с сожалением заметил Миша, покачав головой.
– Самонадеянный! Думал, сам разрулишь? Эх, молодо-зелено… Никакого опыта, а туда же. А я предлагал ребятишечек, предлагал! А ты что? Ты отказался! Было? Было. А не отказался б - не сидел сейчас здесь, со мной, злой, как блохастый пудель… Короче: я глубже копнул, зачем Люси с племяшом жопы за наследство рвут, - Миша снова покосился на Лассе с интересом, явно размышляя, что тот такое устроил Люси в наказание.
– У меня-то связей поболее, ты не морщи рыльце-то гладкое, Лассе Янович, ты учись! Хватка-то есть у тебя, да, - Миша глянул на Лассе оценивающе, словно только что впервые увидел его.
– Значит, и наука впрок будет. Задолжала Люси много. Очень серьезным людям она задолжала. И весь ее колхоз если продать, не хватит откупиться. Дурная наследственность у нее, видишь ли, сама, дура, виновата. Но жить-то хочется! Вот поэтому и начала крутить Лерку-то на предмет замужества, чтоб до денежек добраться. Распечатай они кубышку - и враз бы растащили все, не оставили б девчонке ни копейки. И ведь почти раскрутили. А теперь денежки им не достанутся, спасибо тебе, выручил с этим замужеством, - Миша задумчиво почесал подбородок.
– Кредиторы на Люську наседают… Понимаешь, к чему я клоню?

– Да, - сухо ответил Лассе, отвернувшись.
– Могут тут достать.

– Во-от!
– словно ободренный этим кратким словом, выдавленным из озлобленного родственника, продолжил Миша.
– И, скорее всего, они тут ошиваются где-то… Им, Люське с Федей, край как надо сейчас Лерку раскрутить. Кровь из носа. Мне ж чего надо было, - немного смущенно произнес Миша после небольшой паузы.
– Всего лишь время выгадать.

– Время?
– переспросил Лассе, не понимая ничего. Он снова глянул на Мишу и, теперь для него стало явно, что тот оправдывается, пытается сделать вид что строжится - но оправдывается перед Лассе.
– Что…