– Черта с два!
– выкрикнула Люси, и Лассе хладнокровно разрядил пистолет во вторую ногу американца.

– Дай мне Леру, я сказал, - повторил он с напором, перекрывая рев раненного.
– Или я ему мозги выбью. Ну?!

Люси запричитала, но через секунду Лассе услышал в трубке всхлипывания девушки. У него дрогнули руки, и сердце едва не остановилось. Лера, его Лера, испуганная, избитая, плакала, и он не мог ее пожалеть, не мог стереть ее боль тотчас же.

Не раскисать! Не раскисать! Пачкать руки не так уж страшно… да и совсем не страшно!

– С тобой все в порядке, Лера?
– спросил Лассе спокойно и холодно.
– Отвечай только да или нет. Ты цела?

 - Да, - всхлипнула Лера. Лассе слышал, как дрожит ее голос, как она едва сдерживает себя от того, чтобы разрыдаться в голос.

– Если будут спрашивать о контракте, - тем же бесцветным голосом произнес Лассе, - скажи что есть. В тонкости не вдавалась. Не задавай никаких вопросов, просто скажи что он есть. Поняла?

– Да, - всхлипнула Лера.

– Не плачь, - произнес Лассе, и в голосе его послышалось тепло.
– Не надо плакать. Я сейчас приеду за тобой. Я люблю тебя. Ты веришь мне?

– Да!
– выкрикнула Лера, и в трубку снова вернулся голос Люси.

– Ты уже ничего не изменишь, - выкрикнула она, рыдая.
– Сейчас приедет он, возьмет деньги, и ей конец…

– Есть еще и он?
– уточнил Лассе, убирая ногу с руки американца - чтобы тот своими воплями не помешал слушать.
– Говори. Что вы собрались сделать? Как вы собрались это сделать?

– Он заставит Леру перевести все деньги на его счет, - выдохнула Люси.

– Не сможет, - хладнокровно и спокойно заметил Лассе. Чтобы взять себя в руки и блефовать, ему нужна была краткая передышка, и он прикурил, неспешно сунув сигарету в рот и чиркнув зажигалкой.
– Ты думаешь, я об этом не позаботился? Я предвидел, что вы так просто не уйметесь. У нас с Лерой брачный контракт; без моей подписи она не сможет перевести вам ни цента. Мои деньги вам не забрать.

Лассе рассчитывал на то, что Люси просто не подумает, что брачные контракты в Росси не так популярны, как в США, и не догадается, что такой бумажки не существует в природе.

– Давай, - выпуская струю дыма из губ, промолвил Лассе, щуря серые спокойные холодные глаза, - сделай меня мультимиллионером. Убей ее; и я получу все и рвану на острова, отдыхать от трудов под жарким солнцем.

– Ах ты, ублюдок!
– завизжала Люси. Лассе молча переждал ее истерику, вдыхая сигаретный дым.

– А ты что думала, связалась с дураками?
– невежливо поинтересовался он, когда у Люси иссяк поток бранных слов.
– Нет. Я не дурак. Я подстраховался.

– Что ты хочешь?
– шепнула женщина так тихо, что Лассе еле ее расслышал.

– Вот это уже деловой разговор, - похвалил Лассе.
– Я хочу Леру обратно. Она родственница босса, и он не одобрит, если я ее не уберегу. А чего хочешь ты?

– Я жить хочу, - прорыдала Люси в трубку.

– Равноценный обмен, - кивнул Лассе.
– Называй адрес, и я приеду. Один. Я обменяю свою подпись на Леру. Но я дам тебе всего миллион. Не больше. И твоего Фреда.

– Годится, - шепнула Люси, и Лассе дал отбой.

Руки Лассе тряслись; он прикончил сигарету в три затяжки, унимая нервную дрожь. Так. Обещал прийти один - значит, пойдет один, ведь есть еще таинственный упырь, жаждущий денег. Никаких лишних движений. Бандит может оказаться не так доверчив, как Люси.

Фред, услышав обещание Лассе привезти его с собой, оживился; видимо, решил, что ему ничего не грозит, или же просто решил отомстить, но, так или иначе, а он поднялся, цепляясь ладонями за бетонный пол, уселся и подтянул свое тело к стулу. Ухватив его за ножки, он размахнулся с ревом на Лассе, намереваясь удврить его по ногам, хотя бы чем-то отплатить за боль, но реакция того была моментальной.

Одним выстрелом он успокоил рыжего навсегда, прострелив его голову.

– А ведь он очень жестокий, - медленно произнесла Люси, словно завороженная, опуская руку с телефоном.
– Очень жестокий… Зверь. Ты не боишься его?

Она бросила быстрый взгляд на Леру. В глазах Люси блестели слезы, и вид ее - какой-то потрепанный, побитый, - был словно у человека, который все потерял. Вот и Лассе е отверг, не увидел в ней женщину, жестоко оттолкнул, пренебрег ею. И это рвало душу Люси больше всего.

Лера, сурово сопя, ничего не ответила. Она сидела в старом кресле, от которого невыносимо воняло сыростью, с руками, неловко стянутыми веревкой - Люси и связать толково ее не сумела, - и уничтожающе глядела на Люси, которая, прихрамывая, нервно расхаживала перед ней, по всему подвальному помещению, еле освещенному тусклой пыльной лампочкой, рдеющей под низким потолком как красный уголек.

Странное дело; всю жизнь Лера боялась Люси, тряслась от каждого ее слова, хотя та ее и пальцем не трогала, а сейчас, когда щеки Леры горели от полученных от нее пощечин, страх куда-то вдруг улетучился. Люси кричала и била Леру по лицу, но в ее истерике было так много слабости и беспомощности, что Лера даже боли не почувствовала - только изумление. Люси, злобная паучиха Люси вдруг сделалась слабой и беззащитной, и Лера физически ощутила ее страх и обреченность.